Корабль идет дальше

— Приготовьте квартиры и еду. Об остальном не беспокойтесь. Мы не эсэсовцы.

Старик, кланяясь, пятясь задом, исчез. А мы стояли, не зная, что делать дальше. Моряки не привыкли еще к своему новому положению. Капитаны собрались в кучку, о чем-то посовещались, и Богданов сказал:

— Зовите всех сюда. Надо сказать несколько слов.

Я никогда не забуду этого первого общего собрания интернированных моряков. Тут же у соломенного сарая Михаил Иванович взволнованно сказал:

— Ну что ж, товарищи, поздравляю вас. Мы свободны. Но до Родины путь далек. Будем прилагать все силы, чтобы проделать его быстрее. Мы очень нужны дома. Моряков не хватает. Сейчас мы в какой-то степени являемся представителями своей страны. Помните об этом. Высоко несите честь и звание советского человека. Не дайте возможности немцам говорить о нас плохо. Это только поможет их пропаганде. Вот все, что я хотел вам сказать и что просили передать капитаны судов.

Если бы он тогда знал, что творили гитлеровцы на нашей земле…

К вечеру мы получили комнаты и в молниеносно организованной общественной столовой были накормлены вкусным сытным ужином. Впервые за четыре года я вытянулся на свежих прохладных простынях, положил голову на мягкую подушку и укрылся настоящим одеялом. «Свободен, свободен, свободен!» — это слово не оставляло меня, с ним я и заснул безмятежно и счастливо.

Дорога домой

Спустя неделю в Мекенлое прибыли английские машины. К этому времени, попрощавшись с нами, группами и в одиночку покинули деревню французы, поляк и, голландцы и немцы. Одни двинулись к пепелищам своих домов в надежде отыскать родных, другие радостные возвращались в освобожденный Париж, третьи вообще не знали, куда им деваться. В Германии еще шла война, и было неизвестно, кому принадлежат города: немцам или американцам.

Англичане не взяли никого из военнопленных, сказав, что имеют приказ вывезти только моряков. Мы погрузились в машины. Провожать нас, кажется, вышла вся деревня. Богданов не получил ни одной жалобы на поведение моряков. И вообще эти русские оказались совсем не такими, как их изображала гитлеровская пропаганда.

Машины тронулись. На развилке дорог стоял указатель: «Мекенлое — Ульм — Нюрнберг». Капитан Богданов попросил шофера завернуть в Вайсенбург. Там, уже не в тюремном ревире, а в городе, он нашел Долженко, больных моряков, оставленных в Вюльцбурге. Теперь все были в сборе:

Машины на бешеном ходу неслись к Нюрнбергу. На окраине города они остановились.

— Вылезай! — скомандовал сопровождающий.

— Как вылезай? Что же мы тут будем делать? Нам домой надо, в Россию, — раздались возмущенные возгласы. — Давай вези дальше!

Англичане мило улыбались, но дальше не повезли.

— Имеем приказ нашего командования доставить вас только до Нюрнберга. Дальше вас должны везти американцы. Гуд лак!

Мы растерянно стояли посреди улицы возле груды наших мешков и чемоданов. По обеим сторонам дороги тянулись горы битого кирпича, одинокие печные трубы и обгорелые стены с вывороченными, перекореженными железными балками. Не было ни одного целого дома.

— Вот это разрушения! — качая головой, проговорил Володя Котцов. — Ничего не пожалели. Ни памятников старины, ни жилых домов… Ведь все с воздуха.

Неожиданно из-за кучи кирпича появилась голова с седыми растрепанными волосами. Человек смотрел на нас бессмысленным, остекленевшим взглядом. Увидя его, Миша обрадовался и закричал:

— Эй, геноссе, скажи-ка нам, где тут есть…

Но человек дико закричал и скрылся в развалинах.

— Сумасшедший, — печально сказал Миша, — а я хотел узнать, есть ли здесь американская комендатура.

— Ну что ж, товарищи, — проговорил Богданов, — надо идти. Скоро вечер. До темноты мы должны найти себе жилье, а завтра уж будем разыскивать комендатуру. Существует опасность быть загнанными в какой-нибудь сборный американский лагерь. Лучше было бы избежать такого лагеря и целостной группой продвигаться к советской зоне. По-моему, это очень важно.

С мнением Михаила Ивановича согласился весь наш штаб. Решено было отправить Мишу Эдельманиса, как человека хорошо знающего язык, и нескольких моряков вперед, пока основная часть с больными медленно будет двигаться по дороге. Миша должен был отыскать жилье, в котором смогли бы разместиться все интернированные. Я попал в этот авангард.

Мы быстро пошли по дороге, внимательно оглядываясь вокруг, но ничего, кроме кирпича и совершенно разрушенных домов, заметить не смогли. Спросить было не у кого. Город вымер.

— Чего это мы все время идем по дороге? Давайте свернем куда-нибудь, — предложил Миша, и мы не мешкая повернули в какую-то тоже разрушенную улочку.