Корабль дураков; Избранное

Сидел до ночи в мастерской.

От горожан, их дочек, жен

Заказы шли со всех сторон,

И он работами своими

Себе в округе создал имя.

Так ловко сшить никто не мог

Высоких рыцарских сапог.

Он делал их по мерке точно,

Красиво и отменно прочно,

А потому нередко зван

Был обувь шить и на дворян.

Так он без устали трудился

И в молодых годах женился.

Считала верная жена,

Что помогать ему должна:

Дубила и чернила кожи,

По дому хлопотала тоже,

И муж ее за то любил.

Их труд достаток приносил,

И в доме сытный был обед.

Когда ж минуло тридцать лет,

Хозяйка заболела вдруг,

И жизнь ее скосил недуг.

Но всякое проходит горе.

Посватался сапожник вскоре,

И новая была жена

Красива, молода, статна,

Любила мужа своего

И слушалась во всем его.

В согласье и труде они

Не знали, как бежали дни,

И за едой супруг счастливый

Лил в кружки гамбургское пиво.

А людям в мастерской своей

Давал он пиво поскромней.

Под утро как-то раз жена

В постели мучилась без сна.

То ляжет вдоль, то поперек,

На левый и на правый бок,

И, так ворочаясь, бедняжка

Вздыхала глубоко и тяжко.

Проснулся муж, услыша стон.

«Что с нею?» — всполошился он

И молвит ей еще со сна:

«О чем вздыхаешь ты, жена?

Скажи мне, что тебя томит?

Какое горе грудь теснит?

Обидел я тебя невольно?

Поведай, чем ты недовольна!»

Она вздохнула раз-другой

И начала: «Муж милый мой!

Знай, вот что тошно всякий раз

Мне видеть в мастерской у нас:

Коль надо кожу перегнуть,

Расправить или растянуть,

Ты мигом в ход пускаешь зубы.

А кожи-то вонючи, грубы.

Шлют много с живодерни их,

Воловьих, конских и свиных.

И от поганых этих кож

Твой рот на нужник стал похож.

Они чернят язык и губы

И, может, выломают зубы.

Не делай так, прошу тебя.

Я говорю с тобой любя.

Сама я буду делать, верь,

Все, как захочешь ты теперь.

Клянусь в том верностью своей!»

Сапожник так ответил ей:

«Ну что же, милая моя,

Хочу тебя уважить я.

Раз ты того не захотела

Зубов пускать не стану в дело».

Кусать он кожу перестал

И слово данное держал.

Но в кружках гамбургское пиво

Уже не пенилось игриво.

Его сменила вдруг тогда

У них какая-то бурда.

От ней жена воротит нос

И мужу задает вопрос:

«Скажи, супруг мой, что за диво:

Ты вместо гамбургского пива

Таким прокисшим стал поить,

Что и еду им не запить.

Оно души не ублажает,

С него и кровь-то не взыграет!»

Сапожник так ей отвечал:

«Когда я зубы в ход пускал,

Чтоб кожу растянуть в длину,

Потом еще и в ширину,

Мы жили как в раю у бога,

И обуви я делал много.

Теперь же кожу не тяну

Я ни в длину, ни в ширину.

И, хоть я опытен и ловок,

Выходит меньше заготовок.

Убавился доход, мой свет,

И гамбургского пива нет!»

При мужниных таких речах

Объял жену великий страх.

«Понятно, муженек, ей-ей!

Зубов ты лучше не жалей,

Растягивай, как раньше, кожи,

Воловьи и свиные тоже.

Тебя не стану я корить

И постараюсь подсобить,

Да не одними лишь руками:

Вцеплюсь и я теперь зубами

Там, где иначе не идет,

Хотя бы стал беззубым рот!

И буду снова я счастлива

От кружек гамбургского пива».

И после этого они

Трудились, как в былые дни,

В согласье нерушимом жили

И гамбургское пиво пили.

Окончен шванк. Вот заключенье.

Найдет в нем каждый поученье,

Чтоб, занимаясь ремеслом,

Мог содержать семью и дом.

Необходим в делах порядок,

Чтоб не пришли они в упадок.

Прикинуть надо вам расход

И сколько заработка в год.

Когда ж случится, что доходы

Вдруг станут меньше, чем расходы,

Скромнее надо жить тогда,

Скромнее стать должна еда.

Растягивайте кожу смело,

С ней вырастет и ваше дело,

Чтоб жизнь в достатке вам вести

И у соседей быть в чести,

Чтоб и в преклонные лета

Вам не грозила нищета

И чтоб не знать вам прочих бед!

Ганс Сакс такой дает совет.

КУПЕЦ И ВОЛЫНКА

287

Купец когда-то в Майнце288 жил,

Ганс Аппель — имя он носил.

Собрался за товаром он

Во Франкфурт, а со всех сторон

Соседи просят удружить —

Им то да это закупить,

Коли такая милость будет,

Когда во Франкфурт он прибудет

На ярмарку, в тот самый край.

Заказов — ну, хоть отбавляй!

Ганс Аппель молвил: «На торгу

Запамятовать я могу,

Упомнить все я не горазд,

Пусть каждый грамотку мне даст».

Когда же записи собрали,

Про деньги и не поминали,

И лишь пастух купцу вручил

На память талер и просил

За труд великий не почесть

Волынку с ярмарки привезть,

А чтобы дела не забыть,

Тем талером и заплатить.

Вот снарядился в путь купец,

Сел на корабль и наконец

По Майну к Франкфурту плывет,

Что вольным городом слывет.

Вот стало судно на причал,

Товары Ганс повыгружал,

А грамотки сложил он в кучку.

Тут нанесло на небо тучку

Да ветер дунул, да такой,

Что грамотки, опричь одной,

И порх все сразу в воды Майна.

Одна осталась не случайно,

Одна на месте улежала:

Ведь талером ее прижало.

Так Ганс волынку-то купил,

А про иное и забыл,

Когда все записи пропали.

Как не извлечь отсель морали!

Коль просишь ты кого-нибудь

Купить вещицу, не забудь

Про памятку от пастуха,

Чтоб не случилося греха.

Дай талер свой! Не будь скупенек!

Товару не купить без денег.

Такая памятка, ей-ей,

Купцу всех грамоток милей.

Сколь часто громко обещают,

А там, глядишь, и забывают,

Бумажка ветром унесется,

Спасиба редко кто дождется.

А вот пастух-то сделал ладно:

Купцу так будет не накладно.

Он просит памятку по праву

И дело сделает на славу,

Коль знает, что убытку нет

Вот Ганса Сакса вам совет.

ФАСТНАХТШПИЛИ