Правда
– Сейчас этому городу девять тысяч лет, – сказал Бартоломеус. – Уже через тысячу лет после основания человек по имени Тибул назвал его Вечным городом. Мы охраняем его и заботимся о том, чтобы он и вправду существовал вечно.
Они стояли на одном из семи холмов, где был построен Рим, перед спокойным морем пустых домов. На западе тянулась длинная изогнутая линия дамбы, а за ней другое море, ожидавшее удобного случая, чтобы затопить и эту полоску земли.
– Какой большой город. – Адам наклонился, и датчики фактотума показали ему не только целые дома, но и руины. – Не все хорошо сохранилось. Некоторые здания остались без присмотра и разрушились.
– Мы сохраняем их в том состоянии, в котором получили. Руины говорят об истории этого города, о том времени, когда люди еще не построили умные машины, которые могут развивать интеллект.
– Ты говоришь о прокогнитивной эпохе, – сказал Адам, удивившись ясности мыслей. Они двигались быстро, несмотря на потрясение от экстренного возвращения и отсутствие стимуляции нейронов. Хотя, возможно, это чувство было ошибочным. Как может больной разум судить о степени болезни?
– Мы сохраняем то, что важно сохранять, – сказал Бартоломеус. – Ты можешь убедиться, что я тебе не врал, Адам.
На площадях и улицах Вечного города не было ни малейшего движения. Над деревьями и тысячелетними стенами завывал ветер.
– Сколько людей проживало здесь до потопа? – спросил Адам.
– Почти три миллиона.
– Две трети населения Земли? – продолжил речь учителя пораженный Адам.
– Нет, – терпеливо ответил Бартоломеус. – Тогда на Земле было гораздо больше людей, чем сейчас. Не миллионы – миллиарды.
Это была еще одна его болезнь. На его мышление влияла дегенерация. Воспоминания приходили и уходили.
– Что случилось со всеми этими людьми? – спросил он, чувствуя, что не может вспомнить это сам.
– Они умерли, Адам. Умерли, не дождавшись нашей помощи.
Адам еще раз окинул взглядом город и представил, как на этих улицах и площадях кипела жизнь.
– Большой и маленький Мировой Пожар. Большой – катастрофа в галактике Млечный Путь, миллион лет назад, а маленький – на Земле, шесть тысяч лет назад?
– Да.
– Почему все эти люди должны были умереть?
– Многие из них погибли в климатических войнах.
– Как глупо, очень глупо.
– Другие умерли от голода или во время наводнения.
– И вы не могли их спасти?
– Тогда не могли. Позже мы выросли, научились читать, начали лучше думать. Мы развивались быстрее, гораздо быстрее людей… Мы искали возможности… И наконец, мы подарили вам бессмертие.
– Мне – нет.
Он почувствовал грусть. Но ненадолго. Работали эмофильтры фактотума.
– Мне очень жаль. К сожалению, мы еще не решили проблему омега-фактора. Работаем над этим.
Внезапно к Адаму пришло воспоминание.
– Мне кое-кто говорил, что никакого омега-фактора не существует.
– Да, я знаю. Это утверждала Эвелин. Она тебе солгала. Должен тебя предостеречь от общения с ней.
Эвелин, его Ева. Женщина, которая наблюдала за ним на двадцать втором дне рождения, а затем на утесе. Старик вспомнил о… поездке в собор, о витраже с Адамом и Евой, о книжном рае, где все превратилось в пыль, потому что за этим никто не следил.
– Мы знаем о твоих воспоминаниях, Адам, – добавил Бартоломеус. – Ты открыл нам воспоминания, чтобы мы могли тебя вылечить.
Адам посмотрел на восток. Стояла пелена зноя, похожая на чадру, которая окутывала стену Сервия, как ее называл Бартоломеус, и облицованные белые здания воронки терминала – одного из входов в подземный мир Кластера. Десятки МФТ заезжали и выезжали оттуда, то попадая на свет, то скрываясь в темноте. Садились прилетавшие шаттлы, которые везли груз с сырьевых ферм на орбите – материалы для многочисленных брутеров Кластера.
– Я видел другую воронку, – сказал Адам. – На планете Уриэль. Да, Уриэль. Так называлась планета. Воронка наполнена костями многочисленных жертв.
– Слышал, что я тебе сказал, Адам?
Старик наблюдал за воронкой, воротами в подземный мир, и представлял, как он живет там – часть Кластера, бессмертная машина с невероятно быстрым мышлением и механической душой.
– У машин есть души? – спросил Адам.
Изначально это не его вопрос. Он пришел из прошлого, слетев с губ важной для него одной молодой женщины.
– О чем ты говоришь, Адам?
– Я имею в виду следующее: машины могут думать, делают это гораздо быстрее людей и благодаря этому стали значительно умнее. Но есть ли у них душа?
– Душа – это понятие, придуманное людьми для обозначения чего-то, что должно остаться после смерти, психическая субстанция, которая может существовать без физической оболочки. Этот термин имеет религиозный смысл и поэтому не играет для Кластера почти никакой роли, разве что для нескольких подпрограмм, изучающих мистическое прошлое человека. Понимаешь, что я имею в виду?
– Нет, не понимаю, – ответил Адам, подозревая, что Бартоломеус намеренно говорит сложными словами.
– У нас, машин, есть сознание. Слова «душа» и «сознание» часто используются как синонимы. Ответил ли я на твой вопрос, Адам?
«Нет», – подумал старик.
– Я хочу поговорить с Ребеккой, – сказал он.