Копье чужой судьбы

Этот день запомнится мне навсегда. В берлинских районах Нейкелльн и Темпельхофе уже велись уличные бои. Противником были захвачены Шпандау и Потсдам. Русские танки вышли на Хауптштрассе. До Рейхстага оставалось несколько километров. Мною овладело чувство обреченности. Под каким-то невероятным предлогом я оставил самолет и ненадолго приехал к Анне.

Она встретила меня очень спокойно. В ее глазах я увидел такую боль и отчаяние, что понял: Анна, как и я, готовилась к расставанию или к смерти.

Мы сели за стол, и оба знали: минуты, оставшиеся нам, тают, как маленький кусок сахара, который Анна положила в мою чашку.

Я смотрел на нее. Она – на меня. В тот момент мы чувствовали такую силу любви, что ее хватило бы на долгую счастливую жизнь, которая могла бы у нас быть. Анна сказала: «Мы будем помнить всегда».

Она не просила меня остаться в живых, потому что знала: я не обещаю того, чего не смогу выполнить. Я не просил – потому, что не мог ее защитить. Мы просто смотрели друг другу в глаза в надежде, что, если оба окажемся на том свете, наши души обязательно отыщут и узнают друг друга…

Вернувшись к самолету, я получил приказ. Ночью предстоял полет с пассажирами в датский город под названием Тённер. Я хотел скорей вернуться обратно. Но я знал, что смерть летает быстрее.

Полина и Сергей прочитали перевод по очереди, уже находясь в постели и готовясь ко сну. Трагический тон повествования настроил обоих на сентиментальный лад. Однако это чувство каждый из них переживал наедине с собой.

Глава 31 Дом из синего стекла

– Ты сегодня идешь на работу? – спросил Сергей утром, перед тем как выйти за дверь.

Полина протянула ему ключи от машины.

– Возьми, ты забыл.

– Спасибо. – Забрав ключи, Сергей решил не донимать жену своими советами. В конце концов, она знает, что делает.

Сергею предстояла непростая задача – доехать без пробок до улицы Наметкина, где проживал Кочарян. Существовала безусловная вероятность, что он не застанет Эдварда дома. Но чутье, верный помощник сыщика, подсказало: утром он «возьмет» Кочаряна тепленьким.

Без пробок не обошлось, на Наметкина Дуло попал после двенадцати, что значительно снизило его шансы встретиться с московским мажором. Однако все вышло как нельзя лучше.

Жилой дом вблизи газпромовской башни сиял голубыми стеклами, являя миру элитную исключительность. На въезде во двор пришлось сцепиться с охранником, который не хотел пропускать Дуло даже по удостоверению. Он пробовал дозвониться в квартиру, но ему не ответили. Охранник сказал, что «БМВ» Кочаряна – на подземной парковке, а значит, он дома. Когда Сергей пригрозил вызвать всех на допрос в управление, его пропустили.

Второй раз пришлось достать «корочки» в комнате у консьержки. С ней все сложилось с первого предъявления. Через три минуты Сергей звонил в дверь, похожую на лакированную крышку гроба со всеми ее штапиками и филенками.

Ему открыла служанка. По внешнему виду Дуло определил – филиппинка. Соображая, что лучше сказать – «хай» или «здрасьте», Сергей выложил главное:

– Эдварда Кочаряна.

– Йес, сэр, – сказала служанка и впустила его в прихожую. Они двинулись сквозь анфиладу огромных комнат с большими окнами. Стало ясно: денег в этом доме никогда не считали. Всего много, и все дорого. Филиппинка предложила Сергею сесть на диван в гостиной. Он сел, она прошла дальше. Через минуту из глубины квартиры послышался вопль, похожий на рев разбуженного медведя. Сергей удивился тому, что такой никчемный, хлипкий и незначительный человек, Эдвард, мог издавать подобные звуки.

Служанка пробежала мимо в слезах. За ней в майке и трусах тяжело шагал Кочарян, намереваясь разорвать на куски того, кто его разбудил. Увидев Дуло, Эдик явно передумал.

– Опять вы, – простонал он и свалился на диван.