Он притащил ведёрко с замоченной ботвой и принялся скармливать Кощуну. Волошек убористым почерком заполнял именами погибших страницу за страницей. Затем, вырвав из блокнота листки, протянул их Тимьяну.
— Передашь вместе с репортажем.
Тот кивнул. На задумчивом лице уже проявлялись абзацы передовицы.
Нашептав Кощуну текст и зачитав длинный список, Тимьян присоединился к отряду, что собрался всторонке возле слухача. Все с нетерпением ждали первой передачи.
Сперва яйцо шипело и трещало, словно ощущало себя яичницей среди шкварок на сковородке. Затем нараспев понеслось:
Алейко просто млел от наслаждения, бородачи недоумённо переглянулись, Рыжий едва сдержал смешок.
— Ну, какой тут репортаж… — Тимьян плюнул с досады.
— Может его того… салом накормить? — предложил Жирмята.
Алейко обжёг интенданта взглядом.
— Шучу я.
Ночевать на бранном поле они не решились. Передав репортаж, отправились дальше, хотя солнце уже погасло и сумерки понемногу наливались чернотой.
— Надо выбираться из тьмы, — произнёс Жирмята.
— Куда же из неё до рассвета денешься? — не понял Волошек.
— Я имею в виду тьму культурную, — пояснил товарищ. — Феодализм, будь он неладен. Система княжеских дружин и рыцарских орденов давно изжила себя. Они годятся только мужика в повиновении держать да друг с другом биться. А как серьёзная война вроде нынешней подоспеет, так толку от них никакого. Нужна мощная армия, народная, обязательная для всех… Пусть каждый сызмальства учится клинок держать, а то разбежались, как куры от лис.
— Не говори ерунды, — поморщился Волошек. — Ты предлагаешь держать такие войска, как создал Гарчи, на постоянной основе? Да это всё равно что плавать с камнем на шее. Для такой армии работа выпадает раз в две сотни лет, а то и реже. И что она будет делать всё остальное время? Границы сторожить?
— Ну, мало ли…
— А я тебе скажу. Тут только две возможности будет. Либо эта лавина рано или поздно решит потупить клинки о соседей, просто так, безо всякого повода, либо, пока достойного врага дождётся, разложится на грабежах, безделье, политических интригах. А когда пробьёт час, она окажется неспособной даже задержать вторжение, и дело всё одно закончится ополчением. Но в любом случае эта прорва будет тянуть соки из тех же крестьян, из торговцев, только во много раз больше, чем нынче, да ещё и заставит погибать их самих.
Волошек перевёл дух.
— Я ведь за нынешний порядок выступаю вовсе не потому, что у меня отец князь, и я, быть может, со временем займу его место. И не потому, что традиции наши слепо почитаю. Я действительно считаю такой уклад лучшим из того, что имеет человек.
— Мы Европу с тобой исходили, — не унимался Рыжий. — В иных землях только языком да верой отличие проявляется, но помнишь земли, что, как и наши, низовскими называют? Ты видел, как там простой мужик живёт? Дома под черепицей, нужник тёплый, у каждого в хозяйстве и лошадь, и корова тучная, и мелочи всякой в достатке. Ему, мужику, есть что терять, а потому он готов и платить, и сам ставать в строй.
Волошек улыбнулся.
— А ты видел тамошних свинок? С нашими доходягами худосочными не сравнить: упитанные, подбородки до самого хвоста, как кружевные воротники, спускаются… Но означает ли это, что их растят не на колбасу? Пойми ты. Одно дело, когда мужик власть раз в год во время сбора видит и отдаёт ей десятую часть, а всё остальное время он сам себе голова и никто ему не указывает, как и что делать. И совсем другое, когда его налогами свяжут, да самого же и служить заставят, а кроме того, урядника приставят, что каждый его шаг параграфами обложить. Вот и будет он с той тучной коровы молоко другим отдавать.
Глава восьмая
ПОКРОВ