Конвейер смерти

Ватага собралась в круг и принялась о чем-то громко и яростно спорить. Очевидно, выясняли, кто будет старшим и пойдет объясняться к полковнику. Наконец после долгих препирательств минут через пять от группы отделилась фигура в камуфляже. Но сделав пару шагов по направлению к нам, солдат опять вернулся к толпе. Бойцы сгрудились возле радиостанции и что-то кому-то доказывали по связи. Затем тот же солдат направился к нам.

– Вы кто? Что за шайка? – накинулся на него полковник.

– Сержант Сайфулин. Командир отделения.

– Это отделение? Это сброд!

Сержант насупился и сплюнул себе под ноги.

– Что за вопиющая наглость? Вы из какого полка? – опять разгневался полковник и, сжав кулаки, приблизился к сержанту, готовый броситься на того.

– Рота глубинной разведки. Мы из штаба армии.

– А-а-а… Товарищ полковник, я сейчас все объясню, – вступил в разговор Губин и потянул за руку полковника. – Это не пехота. Это спецназ. Они даже не совсем Министерство обороны. ГРУ (Главное разведывательное управление)! Они так воюют. Бывает, переодеваются в афганскую одежду. Работают самостоятельно в глубоком тылу противника.

– Гм-гм… А где же ваш командир группы или взвода? – осекся проверяющий.

– Лейтенант идет со вторым отделением по другой стороне хребта. В трех километрах движутся параллельно нам.

– А где командир роты?

– Группа командира роты проводит занятия в другой части города.

– Идите, ребята, занимайтесь, – махнул рукой Губин и принялся убеждать начальство в бесполезности праведного гнева: – Эти ребята нам не подчинены. У них всегда свои особые планы. Они и армии подчинены постольку-поскольку. Спецподразделение. Головорезы!

– Анархия! Как же так? Без единой формы одежды? Без касок? Без бронежилетов? Не понимаю! Бардак какой-то! – пыхтел полковник. – У них и планов и конспектов занятий наверняка нет. Надо как-то выяснить, кто планирует их боевую подготовку, проверяет занятия…

Придурок! Эти парни из зеленки неделями не вылезают, а он о конспектах и форме. Вот мы, бедолаги, крайняя задница в нашей армии. Отдуваемся за весь ограниченный контингент. Ехал бы ты, полковник, в Алихейль с проверкой занятий! Если сумеешь добраться туда, многому искренне удивишься!

Глава 9. Неудавшийся штурм

Третьи сутки я лежал в кишлаке и мучился сильными резями в желудке. Расстелив спальный мешок под раскидистыми ветвями большой айвы, я корчился и страдал. Днем боль немного отпускала, тогда вместе с разведвзводом и второй ротой я бродил по развалинам, выискивая оружие и боеприпасы. Вечером кратковременный сон и вновь ночные мучения. Черт, неужели уже заработал язву желудка? В двадцать пять-то лет! Проклятые консервы и сухари!.. Будь они неладны: ненужная война, горы, отвратительный климат и ужасная вода. Какая мерзость! Меня бросало в дрожь, я покрывался липким потом. Задница болела от беспрестанного поноса. Я перестал есть тушенку, кашу, свинину в консервах. Только чай, компот, сгущенку и айву. Айва валялась повсюду вокруг деревьев, висела на ветках, лежала в корзинках и ящиках под навесом. Витамины! Мучился животом не только я, но и многие другие солдаты и офицеры. У взводного Мигунько начался синдром заменщика. Заболело все одновременно. И тошнота, и понос, даже сердце заныло. Организм паниковал в ожидании чего-нибудь страшного, требовал спокойной жизни.

Старлей Мигунько после обеда отозвал меня в сторонку и попросил пять минут для разговора.

– Никифор, мне осталось полгода до замены, хочу написать заявление в партию. Дашь рекомендацию? Если тут не примут, в Союзе вступить будет трудно. А без партии какая карьера? Даже роту не получишь, – смущаясь, произнес лейтенант.

– В чем проблема, напиши.

– Проблема есть. У меня мать сидит.

– Как «сидит», за что? – удивился я.

– На пять лет упекли, за растрату. Торговля…

– Говорил об этом кому-то еще?

– Нет, не говорил, но Растяжкин в курсе. Особисты все всегда знают.

– Они постоянно знают то, что не нужно. А что надо, не знают. Где духи? Сколько их? Где склады с оружием?

– Никифор Никифорыч, не отвлекайся, не философствуй. Не откажешь в моей просьбе? – вновь спросил взводный.

– Отчего же? Конечно, примем. Парень ты достойный. Знаешь, какая основная головная боль Цехмиструка и всего парткома?

– Ну?

– Рост партийных рядов. Будет тебе и кандидатство, и членство. Получишь в Союзе и роту, и батальон. А сейчас отвянь! Отстань от меня, будь добр, я еле живой. Скоро вывернусь через задницу наизнанку!

– Ты не один. Я тоже мучаюсь, не пойму отчего. Рези в желудке и животе. От винограда я отказался, из всего, что готовят, только компот пью. Не сдохнуть бы в этой Азии!

– Не болтай ерунды, выживем. Пойдем лучше в карты играть, отвлекает.

Баха Арамов постоянно мухлевал. Жульничал при раздаче, обманывал при отбое, передергивал карты.

– Баха! Если бы мы играли в старые времена и на деньги, настучали бы тебе канделябрами по башке, – пригрозил я ротному.

– А что, заметно? – удивился Арамов.

– Мне стыдно за тебя как за командира роты. А впрочем, вторая рота всегда такая.

– Какая «такая»? – возмутился Шкурдюк.