Конвейер смерти

– После следующего рейда опять пошлем. Тут еще одна проблема. Сбитневу Красная Звезда по ранению пришла, мы ее семье отправили. А посмертно к Герою представить не разрешили, только на Звезду. Но в итоге согласились на «Знамя». Проклятая политика! Вывод войск, а командир роты погиб. Значит, были тяжелые бои. Официально объявлено, что войска вышли без потерь! Ошуеву по ранению оформили на Красное Знамя, и тоже возврат. Кто-то наверху резолюцию написал: «Слишком много высоких наград, достаточно ордена Красной Звезды!» Вот такое отношение! Да, и заберите остальную пачку представлений на подчиненных. Прошло только три наградных. Неверно оформлены! Теперь велено писать о взятых пленных и о трофеях, а тут сплошь убитые мятежники! Никаких уничтоженных врагов быть не должно. Перестройка не отражена, ускорение. Требуют указывать, что человек перестроился. Обязательно! Пришли, Василий Иваныч, своего Чухвастова, я ему новые веяния времени и требования изложу!

– Черт побери! Мудаки штабные! Их требования меняются каждый квартал, – сказал обиженный комбат, когда строевик удалился восвояси.

– Это точно, – согласился я. – А потом у пехоты на хэбэ одни дырки от осколков. Половина офицеров домой без наград уехали.

– Стоп! Комиссар, что ты меня убеждаешь? Я же не против. Представляй, пиши! Но Бодунов и Берендей пьют?

– Употребляют.

– Афоня дебоширит?

– Всего один раз.

– Степушкин и Радионов по своим стреляли из «Васильков»?

– С кем не бывает… По мне свои уже раз пять долбили.

– А меня что, не чихвостят за такие ваши проказы? Я понимаю твое желание быть добреньким к друзьям. Но оно скоро пройдет, когда начнут тебя иметь за целый батальон, за всех пятьсот пятьдесят человек. Посмотрю через месяц на твою дальнейшую доброту и жалость.

Глава 8. Первые поминки

Подорожник был несколько растерян, удручен и озабочен. Он хмурился и нервничал, что Иванычу было совершенно не свойственно.

– Никифор, сегодня проводим после вечерней проверки поминки по Сбитневу. Пройди в роты и собери деньги на мероприятие. Отправь «комсомольца» с Берендеем на закупку спиртного и закуски. Начало в двадцать два часа в коридоре женского модуля!

– А командование не помешает? – засомневался я. – Цехмиструк вместе с Золотаревым прибегут и траурное мероприятие сорвут.

– С Филатовым сам, лично, договорюсь, приглашу его, тогда другие шавки помешать не посмеют! К черту антиалкогольную кампанию! По-человечески проститься должны с лучшим командиром роты! В ротах с бойцами оставить молодых лейтенантов и зеленых прапоров. Им еще рано выпивать, пусть работают! – распорядился Подорожник и, сильно сутулясь, зашагал в сторону штаба полка.

Я пошел в казарму первой роты. Дежурный по роте сержант Лебедков бросился докладывать. Но я отмахнулся.

– Где офицеры? – спросил я у сержанта.

– В ленинской комнате. Что-то обсуждают!

В ленкомнате, к моему удивлению, совещание проводил старший лейтенант Грымов. Хм! Чудно! Он ведь после отпуска как залез на заставу в горах, так три месяца в полку не появлялся. Не желал работать под командованием Сбитнева. Грымов сморщился, словно от сильной зубной боли, при моем появлении и скомандовал: «Товарищи офицеры», – я махнул рукой и коротко рассказал об организации поминального вечера.

– Калиновский, выйди со мной на минуточку! – распорядился я в заключение.

– Слушаю вас, товарищ старший лейтенант! – произнес Александр, затворив за собой дверь.

– Откуда взялся Грымов?

– Приехал вчера, вступил в командование ротой! – ответил Калиновский.

– Почему он командует, а не Острогин?

– Потому что Эдуард – заместитель командира роты.

– Этот заместитель сбежал из роты и, включая отпуск, пять месяцев ею абсолютно не интересовался. Ну да ладно, сегодня комбат решит, кто будет командиром.

– Комиссар, какие у тебя предложения будут по образовавшейся вакансии в первой роте? – спросил, затягиваясь сигаретой, Подорожник.

– Если назначение на усмотрение командования батальона, то Острогин или Мандресов, – ответил я, не раздумывая.

– Конечно. Своих тянешь! – усмехнулся майор Вересков.

– А что, Серж давно готов быть ротным. Мандресов неплохо руководит отдельным взводом АГС, – парировал я реплику зампотеха.

– Нет, Острогин не годится, – возразил комбат. – Не хватает ему серьезности. У меня два варианта: Грымов и Мандресов.

– Но мне Артюхин говорил, что Грымов вас лично просил отправить его на заставу. Что он устал и боится. А как рота освободилась, то он первый кандидат? – возмутился я.

– В тебе говорят уязвленное самолюбие и желание отомстить за его подлые поступки. Хорошо, я подумаю и вечером сообщу свое решение. Все свободны!

Комбат начал листать блокнот и тетрадь с записями, что-то подчеркивать. Ага! Взялся за архив, вспоминает, что у кого за душой. Ну что ж, пусть Чапай думает, решает. На то он и Чапай.

Золотарев вызвал политаппарат для инструктажа. Обычный набор для нотаций: наглядная агитация, документация, журналы политзанятий, конспекты, наградные документы. И в заключение совещания распорядился: