Конвейер смерти

– Будя, отвоевал! Теперь сами справляйтесь! Тебе, Петро, нужно опыта управления батальоном набираться, – обратился Василий Иванович к Метлюку. – Уеду – станешь на мое место. Нужен совет по какой-нибудь проблеме – подходи. А по пустякам не тревожь. Касается всех! Не беспокоить ерундой заменщика!

Мы пожали плечами и разошлись. Ситуация ожидания смены монарха состоит в том, что король еще жив, а престолонаследники в растерянности толпятся сзади трона. «Царедворцы» в это смутное время мышей не ловят, спустя рукава выполняют распоряжения короля. А сам властитель больше думает о Боге, чем о государстве. Вот и наши некоторые деятели обнаглели окончательно. Один из таких – Грымов – был назначен два месяца назад со взводом охранять комендатуру города. Вел себя скромно, спокойно, без замечаний. Внезапно он объявился в полку и вскоре подошел ко мне с лейтенантом, который сменил Калиновского. Замполит роты Корсунов протянул на подпись стопку наградных. Первым было представление на Красную Звезду Грымова. Я с удивлением приподнял брови, нахмурился и принялся читать текст: «Участие в сорока (!!!) боевых операциях! Уничтожены десятки мятежников! Спасение замполита роты (вынес на руках!)».

Я, недоумевая, перевел взгляд на офицеров, переминавшихся с ноги на ногу.

– Понимаю насчет количества боевых – чем больше напишешь, тем лучше. Убил десять духов – хрен с ними: не проверит никто. Но Калиновского вынес на руках из-под обстрела? Ты ж в Ташкенте в это время был! В командировке.

– Ну и что! Я два года воюю. Пусть не все два года по горам хожу, но многие, из штабов не выходя, ордена получают. Кладовщики и прочие тыловики, и те с наградами, – огрызнулся, сверля меня черными глазами, Эдик.

– Только учитывая последний довод, соглашусь подписать. Но согласится ли комбат? – произнес я с сомнением и, скрепя сердце, поставил на бумаге подпись.

Комбат вечером, ухмыляясь, спросил у меня:

– Никифор, честное слово, я удивлен. Думал, ты более злопамятен и не поставишь свою закорючку. Корсунов вначале ко мне заявился. А я специально к тебе их направил. Думал, припомнишь старые обиды и не подпишешь. Нехороший он человек, Грымов. Когда вместо Сбитнева ротой командовал, на тебя кляузничал, просил снять с должности.

– Я знаю, мне говорили.

– А теперь воевать совершенно не хочет, уклоняется. Караулы, командировки… Ну и я не мешаю, пусть подальше от роты будет. Не портит Мандресова и не разлагает коллектив. Никифор, ты съездил бы в комендатуру, проконтролировал, как обстоят дела в карауле! Там собраны десять человек из разных рот. Что-то они подозрительно затихарились. Не к добру. Навести старого товарища. Проверишь, доложишь обстановку, а я потом приму окончательное решение по его ордену.

На корме БМП, стоящей возле ворот комендатуры, дремали бойцы. Во внутреннем дворе слонялись еще два сержанта, которые оторопели, увидев меня.

– Муталибов, ко мне! – крикнул я одному из них.

– Сержант Муталибов прибыл по вашему приказанию, – доложил тот, застегивая гимнастерку и приложив ладонь к шапке.

– Гасан, почему воротничок не подшит? Где ремень? Почему в кроссовках бродишь? Хочешь на гауптвахту загреметь?

– Да мы же их и охраняем! Мы тут свои. К нам ни помощник коменданта, ни начальник губы не придираются.

– Значит, я придираюсь? Вы вернетесь, а следом комендачи донос пришлют, что в карауле был бардак, – рассердился я. – Собрать всех во дворе на построение. Живо!

Через пять минут взвод стоял в одну шеренгу, в которой не хватало двух сержантов и самого Грымова.

– Гасан, где старший лейтенант? Куда подевался ваш начальник караула?

Стоящие в строю потупились, а сержант почесал затылок и, смущаясь, ответил:

– Вроде в полк поехал.

– Что-то я его не встретил по пути.

– Наверное, разминулись.

– Разминулись, говоришь? Может быть. Хорошо, делаю общее замечание – неопрятный внешний вид. Привести себя в порядок! – приказал я и обратился к сержанту: – Гасан, проводи меня в спальное помещение и неси постовую ведомость.

Сержант показал мне помещение с двухъярусными койками. Затем кликнул дневального, чтобы привести все в надлежащий вид, потому что я начал его тыкать носом в окурки, огрызки, грязную посуду в тумбочках.

Прибежавший Остапчук принялся подметать пол, выгребать мусор из углов. Когда Муталибов вышел, солдатик настороженно прислушался к удаляющимся шагам и свистящим шепотом сказал:

– Товарищ старший лейтенант! Тут у нас процветает воровство. Грымов торгует всем подряд. Вчера заставил сержантов продать лагерную палатку.

– Что-что? Откуда он ее взял? – опешил я от неприятной новости.

– Еще триплекс продал в дукан, банки десятикилограммовые со смазкой и два брезента.

– Б..! Ну, дела! Остапчук, ты-то откуда про все знаешь? – удивился я вновь.

– Я ж не тупой. Меня заставляли это имущество в газик грузить. Но я точно знаю, что таджики в дукан продали, а деньги он себе забрал. Сержантам лишь на сигареты дал. Только не выдавайте, что это я рассказал, а то меня прибьют.