Конунг. Изгои

— А близнец… Тот из близнецов, который зарубил Вильяльма из Сальтнеса?… Помнишь, как Вильяльм летним днем по приказу конунга отрубил руку одному из них? А потом в Сальтнесе другой брат зарубил Вильяльма? Мы взяли в плен их обоих, Торгрима и Тумаса, второй раз за свою жизнь они сидели в подземелье конунговой усадьбы. Люди говорили: Есть только один суд! Но конунг был милостив: первому брату отрубили правую руку, теперь конунг приказал отрубить второму левую. Так и сделали. Братья сохранили пару здоровых рук на двоих…

— А девушку, которую должны были повесить за воровство, все-таки повесили. В наше первое пребывание в Нидаросе ее хозяин дважды приходил с ней к конунгу и говорил: Она крадет у меня, покажи, что ты конунг, и повесь ее! Но конунг сказал нет. Теперь этот бонд пришел в третий раз, валил снег и был сильный мороз, он снова привел девушку. Она обокрала меня, сказал он конунгу, повесь ее. Ты правда украла? — спросил конунг. Да, ответила девушка. Тогда я должен тебя повесить, сказал конунг. Да, сказала девушка.

Валил снег и был сильный мороз, я шел за ними, и у меня замерзли руки. У тебя замерзли пальцы? — спросил я у девушки. Да, ответила она. Тебя сейчас повесят, сказал я. И ее повесили.

Когда я возвращался в конунгову усадьбу, из снежного вихря вышла другая молодая девушка и дала мне луку.

В тот вечер у меня было тяжело на душе, и у конунга тоже, мы сидели у очага, не прикасаясь к чашам, что подали нам служанки. Пришли братья из усадьбы у подножья Лифьялль и с ними их добрый друг Эрлинг сын Олава из Рэ. Они учтиво подошли к конунгу и сказали:

— Нам нечего сообщить тебе, государь, но зима сурова, а ночи так длинны.

— Садитесь к огню, — пригласил их конунг.

В ту ночь мы не говорили о Боге и всяких глубокомысленных вещах, мы говорили о женщинах, тех, что имели, или тех, что хотели бы иметь, только разговор о женщинах мог принести радость в такую ночь. Я сказал: Когда-то я встретил молодую женщину, она дала мне луку. У нее были красивые глаза? — спросили они. Да, ответил я, и грустные. Она легла на твое ложе? — спросили они. Она вошла в мои сны, ответил я…

— А Гаут? Помнишь, мой сын, он жил у ручья, который называли его именем? Неподалеку была могила, в которой он когда-то похоронил свою отрубленную руку. Конунг попросил Гаута помочь корабельным плотникам, но Гаут отказался. У меня осталось мало времени, и я хочу потратить его на то, чтобы тесать камни для церквей Божьих, сказал он. И упиваться своей гордыней, заметил конунг. В таком случае мы с тобой схожи, государь, и все-таки в твоих словах есть горькая правда. А ты позволишь мне работать, не получая за это серебра? Ты заслужил это, ответил конунг. Тогда Гаут пришел в Скипакрок со своим топором, он был знатный плотник. Но серебра от конунга он так и не принял…

А Сесилия? Отец, помнишь Сесилию, сестру конунга, которая взяла Унаса в свою свиту и отказывалась отпустить его? Почему она заступилась за Унаса, когда конунг хотел отослать его прочь? Я не знаю, отец, а ты?…

— Мой сын, человеческое сердце — это бездна, помни об этом! Эта беженка из Вермаланда, не имевшая мужа, красивая, но уже далеко не такая, как жаркой весной своей юности, была бессильна перед своим братом конунгом. Какие намерения были у конунга относительно Сесилии? Кому он хотел отдать ее в жены, перед кем она должна была скинуть свои одежды и кого ей предстояло напоить своим медом? Она была зла и ей был свойствен острый взгляд и сообразительность ее брата. Держа Унаса при себе, она имела оружие против конунга. И сестра Сверрира не преминула бы воспользоваться этим оружием…

— Но решительный день приближался. Зима была на исходе, мы знали, что с наступлением весны нам придется принять решение. Зима была сурова, только это помешало ярлу Эрлингу раньше подготовить корабли и пуститься по волнам на север. С ярлом был его сын конунг Магнус, с ярлом был и архиепископ Эйстейн. В долгих ночных беседах, что мы вели со Сверриром, мы часто называли два имени: имя ярла и имя архиепископа. Сверрир понимал: если ему удастся победить ярла, он получит власть над страной. Если же он победит архиепископа, он получит власть над народом.

Вот тогда они и пришли. Помнишь, отец?…

— Помню, мой сын…

— Подойди поближе, отец, дыши мне в шею, позволь мне услышать твой голос сквозь шквалы ветра, сотрясающие Рафнаберг. Ты помнишь, что произошло, когда ранней весной мы спустили свои корабли на воду и отправились на юг, чтобы завоевать Бьёргюн прежде, чем ярл явится сюда, чтобы завоевать Нидарос? Наши корабли встретились с кораблями ярла, идущими на север, их было в три раза больше, чем нас, мы подняли все паруса, они шли прямо на нас, мы взяли курс в открытое море, они тоже. Помнишь, отец? Помнишь, как люди кричали от страха, и конунг не мог заставить их замолчать? Мы слышали победные кличи с ближайшего вражеского корабля — там на борту был ярл. Помнишь отец?…

— Помню, мой сын…