Конунг. Изгои

Он поднимает голову, по-прежнему зажимая руками рану, — никого нет, он знает: чтобы миновать двор, надо сделать большой круг, на это у него нет сил. И он принимает решение.

Он ползет вдоль изгороди, прислушивается, но слышит лишь удары своего сердца. Приподнимается, чтобы оглядеться, и видит их.

Они замечают его и бегут к нему.

Тогда появляется его мать, фру Гудрун из Сальтнеса.

Она первой оказывается рядом с Вильяльмом, потом — они. Молодой парень говорит:

— Он отрубил руку моему брату…

Два человека держат фру Гудрун, парень взмахивает мечом. И они уходят.

Мать поднимает труп сына, вносит его в дом и сажает на почетное сиденье.

***

Вот рассказ Рагнфрид, жены Сигурда, женщины, которая мазала волосы конским навозом и посыпала их золой. Фру Гудрун из Сальтнеса оседлала лошадей и через Гауларас поехала к Хаттархамару, где было сражение. Она нашла там трупы своих сыновей, Сигурда и Йона, и вернулась домой. Рагнфрид со своим сыном, которого тоже звали Сигурд, ездила с ней.

С трупов еще капала кровь, и собака, бежавшая за ними, лизала ее. Мальчик долго держал бессильную руку отца, потом ему надоело и он позвал мать. Она прижала его к себе, и они, держась за руки, шли за лошадьми до самого дома.

Фру Гудрун внесла привезенных сыновей в дом, теперь она всех троих посадила на почетное сиденье, они сидели, прислоненные друг к другу, еще в крови после сражения.

Мать поклялась отомстить за сыновей.

***

Мы втроем поддерживаем конунга, пока идем через Гауларас, — Хельги Ячменное Пузо, мой добрый отец Эйнар Мудрый и я. Рана конунга уже перевязана полотном, кровь остановилась, и он уже не в забытьи. Мы то бежим, то идем.

Конунг говорит, что во всем виноват Сигурд.

— Он хорошо знал архиепископа Эйстейна, но дал мне неумный совет. Сигурд одной ногой стоял на корабле, другой — на земле, он был глуп и труслив. Приведите его сюда!… — кричит конунг.

Мы только что присели отдохнуть, наших преследователей больше не слышно. Люди молча сидят под деревьями, лежат в траве, на мху и дышат с трудом. Некоторые мочатся на раны, чтобы они не воспалились. Конунг больше не в забытьи.

— Приведите сюда Сигурда!… — кричит он. — Он мне заплатит за это!…

Мы втроем уводим конунга от людей. Хельги обнажил меч, он немногословен и бесстрашен. Я говорю Сверриру:

— Сигурд мертв.

Сверрир не отвечает, он как будто не слышит меня и опять говорит:

— Сигурд знал архиепископа Эйстейна, он должен был предупредить меня. Должен был сказать, что архиепископ непременно поднимет горожан и потому надо явиться туда под покровом ночи, разделиться на две части и свалиться на них, как снег на голову. А что сказал Сигурд?

— Сигурд мертв, — говорю я.

Сверрир не слышит, он начинает кричать, рвет на себе волосы, вскакивает, пытается вытащить меч, который заклинило в ножнах, наверное потому, что с него не стерли кровь.

— Приведите сюда Сигурда! — говорит он. — Я скажу ему все, что думаю, здесь и сейчас, и пусть каждый слышит это, он знал архиепископа и не предупредил…

— Сигурд мертв, — говорю я.

Сверрир не слышит.

Он уже снова сидит и раскачивается всем телом, я слышу, что он плачет. Потом встает, не пытаясь скрыть слез, хочет вытащить меч, не может, поднимает над головой сжатые кулаки и чертыхается, выбирая самые богохульные слова, на губах у него выступает пена и он говорит:

— Сигурд должен умереть.

— Сигурд уже мертв, — отвечаю я.

Он как будто не слышит. Смотрит на меня, хватает меня за грудки и говорит с мольбой:

— Разве ты не согласен со мной, что Сигурд должен был дать мне более умный совет? Ведь он знал архиепископа! Почему он не сказал, пока еще было время: Послушай, Сверрир! Я знаю архиепископа. Знаю, что он суровый человек, умный и твердый, нет, не твердый, он непримирим, полон ненависти, низок, он друг ярла, он безжалостен и умен. Не полагайся на его добрые слова. Вот что должен был сказать мне Сигурд. А он дал мне неумный совет. Поэтому все так получилось. — Сверрир наклоняет голову и плачет.

Вскоре он начинает кричать, люди слышат его, и если наши преследователи недалеко, они тоже могут услышать его и прийти сюда. Я уговариваю Сверрира, но он не замечает меня. Эйнар Мудрый трясет его за плечо, это не помогает, конунг отпихивает его от себя.

Мы с отцом обмениваемся взглядом.

Наступает день.

***

Наступает день.

Мой добрый отец Эйнар Мудрый говорит:

— Сверрир, пришло время, тебе следует отказаться от короны конунга.

Мы вдвоем стоим рядом с ним, Хельги держится настороженно, он молчит.

— Ты больше не конунг, — говорит мой добрый отец и склоняется над Сверриром. — Ты потерпел поражение. Ты должен прекратить борьбу.

Я наклоняюсь к Сверриру с другой стороны и говорю тихо:

— Ты должен прекратить борьбу, Сверрир. Корона конунга оказалась слишком тяжела для тебя.

Он поднимает голову и упрямо спрашивает:

— Но ведь Сигурд не погиб?

Мы не отвечаем ему и снова повторяем свое. Теперь отец говорит не так быстро, как в молодости. Он не ранен, но дышит со свистом и все-таки в его голосе звучит убийственная сила:

— Ты больше не конунг, Сверрир.

Я, как эхо, повторяю за отцом:

— Ты больше не конунг…