Контрольное измерение

— В России перед Исходом жило сто пятьдесят миллионов человек, — сказал, молчавший до этого отец Пётр. — Дай Бог, чтобы сейчас осталось сто тысяч. Сто тысяч на всю нашу необъятную Россию! Да и то я не уверен, что сто тысяч наберётся. Думаю, что гораздо меньше всё-таки. Но отчаиваться не следует. Господь не велит. Обременённый грехами нашими, послал он нам тяжкое испытание, дабы мы очистились от скверны и блуда и вспомнили о душе. Нет, это не конец света. Это, мнится мне, последнее предупреждение и последний урок. Отважные сердцем и крепкие верой выживут и дадут начало новому человечеству. Но мы должны не просто выжить. Мы должны измениться и воспитать детей наших в истинной любви к Господу и той земле, на которой живем и плодами которой кормимся.

— Эх, отец Пётр, — вздохнул Леонид Макарович и налил всем по второй. — Вашими бы устами… Все правильно вы говорите. Да только где взять учителей и воспитателей для будущего нового человечества, ежели все силы наши только на выживание и уходят? И как развиваться, если все дороги закрыты, и нам оставлена лишь узкая полоска, с которой не вправе мы сделать ни шага в сторону? Помните, как раньше, при товарище Сталине, да и потом тоже конвоиры предупреждали заключённых? — обратился он к Велге. — Шаг в сторону — побег. Прыжок на месте — провокация. И тут же стреляли. Так вот и мы живём. Словно те сталинские зэка. Даже хуже. У них надежда хоть была на освобождение, а у нас и её нет. Тот разум, что управляет машинами, совершенно безжалостен и чужд нашим чаяньям.

— Разум у машин…. — задумчиво сказал Дитц. — не знаю, не знаю…. Скажи, Аня, разве такое возможно? Может, здесь что-то другое, о чём наши друзья не знают?

— Думаю, что возможно, — сказала Аня. — Вообще, я думаю, возможно всё, что человек способен себе вообразить. А уж искусственный разум, который создал человек или, который возник сам по себе, — это как раз то, что люди себе давным-давно вообразили. Задолго до появления первых компьютеров. Да ведь тут, как я понимаю и чувствую не только в искусственном и враждебном разуме дело. Всё может быть глубже. И сложнее.

— Куда уж сложнее, — сказал Валерка. — Ни хрена себе! Даже у андроидов, которых мы не так давно покрошили в капусту, разума, насколько я понимаю, не было. Мозги электронные — да, были, а разума — нет. Они по приказу действовали, по заданной программе. Так?

— Да, так. Но… Попробую объяснить, что я имею в виду. Вот скажи мне, Валера. Как ты относишься к своей… ну, например, финке?

— Финке?

— Да. К своей финке. Той самой, которая нас всех спасла — там, в Замке, помнишь? Когда ни пули, ни гранаты не брали этот чёрный смерч, в который превратился лже-Распорядитель? Ты тогда метнул в него финку и попал. И всё сразу кончилось, — мы победили.

— Ну, метнул, да. Я её и подобрал потом. Хорошая финка, я её перед самой войной сделал. Инструментальная сталь — сносу нет. А что значит, как я к ней отношусь?

— Ты её любишь?

— А как же! Сколько раз она меня выручала — и не сосчитать.

— Замечательно. А она тебя?

— Как это?

— Очень просто. Всё в мире связанно друг с другом, так или иначе. Абсолютно всё. В том числе ты и твоя финка с тобой. Если ты её любишь, ухаживаешь за ней, держишь в сухости, точишь, бережёшь, значит, и она должна относиться к тебе так же. Просто ты никогда не задумывался над этим. А ты подумай. Ты ведь сам сказал, что она неоднократно тебя выручала. А ты уверен, что она бы тебя выручала, не относись ты к ней по иному, не так бережно? Наши далёкие предки, и я в этом с ними совершенно согласна, были уверенны, что в каждой вещи, сработанной человеческими руками, заключена часть души её создателя. И душа эта по мере того, как вещь служит человеку, обретает самостоятельность. И не только самостоятельность, но и определённые черты. У вещи появляется характер. Разве никогда вы не замечали, что какая-то вещь, механизм или машина не хотят вам подчиняться? Ломаются ни с того ни с сего, отказывают, капризничают. Я говорю не о естественных причинах, а о тех случаях, когда всё, вроде, в порядке и должно работать, а не работает. Или работает не так, как надо. Подумайте хорошенько, и наверняка каждый из вас вспомнит пару-тройку подобных случаев из своей жизни.

— Лично я, — пожал плечами Дитц, — ничего такого не припоминаю. Если какой-то механизм или машина ломается, его нужно починить. Или воспользоваться новым — тем, который работает. Вот и всё.