Что-то он начал уставать от разговоров, наш красавец. Куда-то подевалась улыбка, потухли глазки, замедлилась речь, клиент начал позевывать. Если его немедленно не взбодрить чем угодно: рюмкой водки, чашечкой свежезаваренного кофе или просто оплеухой, может впасть в ступор.
— Кофе? — предложил я и сделал знак Косте. Тот понятливо кивнул и двинул на кухню.
— С коньяком, — согласился пленник, — бутылка в холодильнике. И руки развяжите.
— С этим обождем. Для твоего же блага.
— Это почему?
— Друзья у меня очень нервные. Ты просто захочешь нос почесать, а они поймут неправильно. Так что со связанными конечностями здоровее будешь.
— Как скажешь, — согласился он и сделал первый глоток из рук Берташевича. — Неплохо, хотя коньяку маловато.
— Потом выпьешь. Сигарету?
— Можно.
— Продолжим?
— Давай, — он допил кофе и глубоко затянулся. — Кстати, у меня к тебе предложение.
— Догадываюсь, но об этом позже. Вернемся к нашим баранам. Значит, на пятницу твой шеф запланировал сцены из Мумбая?
— Не совсем так, хотя…
— Понимаю, у него все должно пройти элегантнее и без потерь для ваших. Если не ошибаюсь, акции запланированы в трех места.
— Не ошибаешься, — поспешно согласился он, и мне показалось, что слишком поспешно.
— Кафе на Тверской, галерея на Парке Культуры и Дмитровское шоссе возле Тимирязевской, я ничего не упустил?
— Ничего, — подтвердил он. — Нет, ну бывает же такое, а? Кто же знал, что ты окажешься на той лавке?
— Никто, — согласился я, — ты, кстати, меня сразу узнал?
— В том-то и дело, что нет, — пригорюнился он. — Потом, конечно, людей за тобой послал и на работу, и домой, а тебя как ветром сдуло. Признаться, я решил, что ты просто сдернул.
— Шефу обо мне доложил?
— Решил, что сам разберусь. Слушай, давай…
— Я уже сказал, что позже. Сначала пообщайся с моим товарищем, у него к тебе несколько вопросов. Кира, твоя очередь…
— А вот теперь действительно все — устало проговорил он и вздохнул. За прошедшее время клиент выпил еще три чашки кофе, выкурил массу сигарет и был дважды отконвоирован в сортир и назад — Исповедь закончена. Теперь хотелось бы кое-что обсудить.
— Например?
— У меня в сумке сто пятьдесят тысяч «зелени» и почти полмиллиона евро. Можете взять их себе.
— Возьмем, не волнуйся, — успокоил его Берташевич.
— Можешь считать, что их там уже нет, — сказал Дед.
— А где остальные бабки? — спросил Сироткин.
— Извините, но до них вам не добраться. Поэтому предлагаю, забирайте деньги, а меня просто сдайте в контору, пускай там разбираются.
— Жить хочешь? — поинтересовался Берташевич.
— Хочу, — сознался пленный. — Очень хочу.
— А в конторе, думаешь, тебя пожалеют?
— Это уже мои проблемы. Ладно, мужики, решайте. Я вам уже все рассказал.
Мы с Кириллом переглянулись. Он пожал плечами.
— Ты уверен, что все? — Кирилл закатил глаза и развел руки в стороны. По его мнению, я опять все усложнял, как тогда, четыре года назад.
— Абсолютно, — полковник смотрел мне в глаза как человек, которому больше нечего скрывать, устало и опустошенно. Может, он говорил чистую правду, а может… Это только в шпионских романах у допрашиваемых трясутся при вранье руки, потеет лысина, и встают дыбом бакенбарды.
Сироткин посмотрел на часы:
— Заканчиваем, командир?
— Пора, — сказал Дед, тоже глянув на часы. — У нас еще дел по горло.
Наступила тишина. Все смотрели на меня в ожидании, окончательного решения. Я повернулся в Шадурскому.
— А вот теперь взбодри его, Дед.
— «Хохотунчиком»?
— Ни в коем случае. «Зомби», и не жалей дозы. Товарищ, если ты не забыл, за вечер почти литр кофе выжрал.
Глава 12
При выезде из Москвы машина остановилась у светофора.
— Игорь. — Лицо моего напарника, освещаемое сине-зелено-красными отблесками с вывески какого-то кабака, было хмурым. — Как ты догадался?
— О чем?
— О том, что акции в Москве это только прикрытие.
— Это не прикрытие, Кира.
— Тогда что?
— Оплеухи. Три заключительные издевательские оплеухи.
— Понятно, — и он еще больше нахмурился.
Мой заместитель всегда исповедовал в работе старинный баскетбольный принцип «спереди пожестче, сзади попроще», старался действовать максимально незатейливо и без лишних наворотов, а потому довольно часто добивался успехов. Мои методы он одобрял далеко не всегда, считая, что я вечно все усложняю и порой просто витаю в облаках. Если бы тогда в Южной Америке мы поступили так, как предлагал он, вполне возможно, все сложилось бы удачно: Режиссер нашел бы упокоение на местном кладбище, а наш друг регулярно навещал его могилку с цветами, приобретенными на оперативные средства. Может быть, все было бы именно так, а может — и нет.
— И, потом, я не догадался, Кира.
— ???
— Я его просчитал. Прикинь, после такой акции просто необходимо залечь на дно очень и очень надолго.
— Если не навсегда.
— Именно. Вот, я и приложил одно место к другому и пришел к выводу, что напоследок этот деятель постарается сработать по максимуму и слупить с заказчиков как можно больше. И потом…
— Что?
— Как тебе сказать, ты же должен помнить данные на этого красавца.
— Ну.