Контрфевраль

Ага, как вспомнил наш увлекавшийся историей генерал-ефрейтор, этот козёл действительно захватил МПС, направил царский поезд во Псков вместо Царского Села, а ещё по путейскому телеграфу растрындел на всю Россию о свержении царя. Так что – в список, однозначно!.. А на случай, если ещё кто решит вот так же побаловаться, у нас есть ма-аленький такой спецпоезд. Паровоз, который толкает перед собой «Неуловимого мстителя» и тянет блиндированный вагон с десантом и парой офицеров железнодорожного полка, которые разбираются во всех этих стрелках, путях, направлениях и остальной премудрости…

Всё, совещание окончено. Секретный блокнот – в сейф Павлову, папочки – в портфельчик, и – домой…

– Господин капитан, а вас я попрошу остаться! – Да когда же наконец Павлову надоест пародировать Мюллера?!

Дожидаемся, пока остальные разбегутся по своим делам, затем академик делится со мной ещё одним секретом:

– Денис Анатольевич, говорю это лично вам. В Царском Селе у нас есть свои люди. Нет, не в самом дворце… И у этих людей есть рация. Когда ездил лечить цесаревича, организовал вариант экстренной связи. И по медицинской надобности, и так, на всякий случай… У вас же в Ораниенбауме тоже есть передатчик? Проинструктируйте своих «пейджеров», чтобы слушали эфир круглосуточно…

– Иван Петрович, они и так его будут слушать постоянно.

– Тогда пусть очень внимательно отнесутся к позывному ELO, который будет радировать шифром. Текст немедленно доставлять вам лично. Вот «шифровальный блокнот». – Павлов протягивает мне затёртую и потрепанную книжицу Строевого пехотного устава от 1908 года. – Нужная страница – день рождения твоей Машеньки… Денис, это – на всякий случай, который, как ты знаешь, бывает разным. В последний свой визит я имел серьёзный разговор с великой княжной Ольгой Николаевной и убедил её в случае опасности для императорской семьи немедленно оповестить нас. Связной будет одна из буфетчиц, которой княжна доверяет. Та ей очень благодарна за то, что Ольга Николаевна крестила её ребенка. Как, между прочим, и твою дочь…

– Не надо только меня агитировать за… Короче, я всё понял. Если что, к кому там лично обращаться? Если уже мне придётся из Царского Села весточки слать.

– С бывшим зауряд-врачом Водкиным ты, кажется, знаком. Адрес я напишу позже…

Ну наконец-то! Только теперь предстоит еще очень серьезный разговор с моей рыженькой хитрюлей, в процессе которого надо её убедить, что, во-первых, в Институте им абсолютно ничего не грозит при любом раскладе, и, во-вторых, в Питере меня ждет легкая увеселительная прогулка, а не боевая операция с неизвестным результатом… И что я, как тот Дункан Мак-Лауд из клана Мак-Лаудов, обязательно вернусь…

Глава 14

Евстафий Иванович в очередной раз бросил взгляд на настенные часы и, сверив их показания с наручным хронометром, убедился, что до планового сеанса связи есть ещё минут пять-семь. Устроившись поудобней в кресле, он достал из лежавшего на столе портсигара папиросу, привычным манером смял мундштук и чиркнул спичкой…

Воспоминания вновь нахлынули на него. И подумать ведь было о чём – за последний год судьба полкового зауряд-врача Водкина кардинально менялась уже трижды. И третий её вираж был наиболее крутым, что вылилось в появлении на безымянном пальце его правой руки обручального кольца.

Вначале была встреча на перроне с боевым другом юности, тогда – бывшим вольноопределяющимся, а ныне генерал-лейтенантом Келлером, личный разговор с принцем Ольденбургским, приказ о переводе в распоряжение академика Павлова и через несколько дней переезд в тот самый знаменитый и таинственный Институт, о котором писали всевозможные небылицы в «листках» различного толка и шептались в среде медицинской богемы.

Далее – новая интересная работа, доброжелательное отношение со стороны коллег и начальства, включая самого академика, удобное жилье и возможность провести досуг в дружеской беседе или городошной «битве», к которой Водкин неожиданно для самого себя быстро пристрастился. Что ещё нужно для русского человека?

Затем произошло ещё одно чудо. Чьи-то всемогущие руки нажали на скрытые рычаги бюрократической машины, и грудь Евстафия Ивановича украсилась орденом Владимира 4-й степени с мечами, к которому он был представлен ещё в русско-японскую войну, но так и не получил по причине попытки добиться правды, минуя прямое и непосредственное начальство, и докричаться до превосходительств и высокоблагородий о катастрофической нехватке лекарств, бинтов и даже продовольствия в госпитале, где он служил.