Конструкт

А чиновница ловко обернула дело таким образом, чтобы Кондрат Палыч остался вовсе без места жительства. А что, вы, вечно сомневающиеся в адекватности автора читатели, никогда не сталкивались с подобными ей людьми? Скажем больше: женщина эта (дабы возможное расследование зашло в тупик) тем же вечером совершила суицидальный акт! Мы не будем вдаваться в подробности – каким образом она покинула нашу с вами реальность, отметим лишь, что умирала она хохоча, представляя удивление оказавшегося без крыши над головой гражданина Косых, её сегодняшнего посетителя, посмевшего без должного трепета (но позволившего себе даже с некоторой иррациональной наглостью) общаться с нею…

"Так что же произошло с Кондратом Палычем?" – ёрзая от нетерпения на продавленном диване облачёнными в треники с оттянутыми коленками задницами, спросите вы у автора, дочитав до этого неожиданного сюжетного поворота.

И мы с готовностью ответим!

Стабилизируйте дыхание посредством уже знакомого вам маршрута и постарайтесь уразуметь: всё необходимое для получения наград на соответствующих неоспоримому авторскому таланту престижных литературных фестивалях – уже сделано. В том смысле, что кульминация нашей истории заключена не в концовке произведения, но равномерно рассредоточена в содержании оного. Это сложно понять любителям литературы, предпосылки коей зиждутся на желании понравиться массам. Впрочем, если вы дочитали нашу электронную рукопись до этих трагичных строк, дополнительного разъяснения и не требуется…

Когда чернобровый замолчал, взгляды присутствующих устремились на Гешу, – настала его очередь рассказывать историю.

А Геша плакал… Ему было жалко мальчика, семье которого не достанется отдельная квартира… Мысли путались, горло сковали спазмы, но он начал своё повествование.

Ответственный за выгул собаки соцавтомат “Большевичка-78/У” стал излишне восприимчив к наносимым ему обидам со стороны старшего, не желающего привыкать к внедрению в гражданский быт технических диковинок, поколения. И если ещё совсем недавно с безразличием воспринимал он упрёки от населяющих окрестные дома старушонок в свой адрес, то сейчас, по всей видимости, произошла поломка в его кибернетической конструкции. Он накричал на Людмилу Францевну за неуважительное замечание относительно отсутствия на нём признаков одежды, а потом жестоко избил дворника Николая, озвучившего подозрение в причастности нашего соцавтомата к краже производимого в подвальной кладовочке самогона. Дошло до того, что в утренние и вечерние часы, соответствующие справлению физиологических потребностей вверенной ему собачонки, двор пустел…

– Чушь! – с негодованием перебили мужички. – Обосрался Геша! Незачёт!

– Незачёт, – согласился самый длиннобородый дядечка.

– Напрасно вы мне не верите, – запаниковал Геша. – Даже книжка такая есть! На её обложке на фоне кривоватых зданий нарисован выгуливающий собачку робот…

– Упомянутая тобою книжка вовсе не про робота, – назидательно произнёс Лицеист. – Кабы ты хоть раз удосужился её открыть не ради просмотра картинок, но с целью прочтения, то сейчас тебе не пришлось бы выдумывать ахинею по мотивам канонизированной обложки, поскольку знал бы ты первоисточник данной иллюстрации! – и тотчас процитировал знакомые каждому ребёнку планеты строки, характеризующие основной посыл Главной Книги Столетия, напечатанные на последней её странице.

* * *

Город выглядит не параллельным,
и конструкт его не случаен.
Благодарный тяжёлым похмельям,
сей феномен я изучаю,
ибо, каждое утро мучась
созерцанием птичьих улыбок,
я свою постигаю сущность,
как обретший сознание киборг.