Константин Заслонов

Из газет, которые сбрасывали самолеты, оршанцы с удовлетворением узнали о ноте товарища Молотова по поводу фашистских грабежей и зверств на оккупированной территории. Оршанцам всё это было хорошо знакомо.

Железнодорожники, которые проезжали сотни километров, видели деревни и города, сожженные дотла фашистами. Все паровозники, ездившие в Смоленск, были свидетелями того, как на путях между Смоленск-центральная и Смоленск-сортировочная долго лежала неубранной гора голых тел советских военнопленных.

Из газет же оршанцы узнали о том, что 18 января в Казани состоялся митинг представителей белорусского народа. Заслоновцы с волнением читали обращение к белорусскому народу. В нем так горячо, так сильно говорилось о них:

«От лесов Налибокской и Беловежской пущ до седого Днепра, от древнего Полоцка до широких просторов Полесья поднялся неугасимый гнев народа против фашистских разбойников».

Комсомольцы быстро заучили наизусть страстные, горящие местью к врагу, вдохновенные строки Янки Купалы, обращенные к ним, к партизанам Белоруссии:

Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны!

Вскоре после разведчиков в Оршу наведались советские бомбардировщики. Они прилетели ночью.

На станционном дворе у немцев стояла наготове автомашина. Как только сообщили, что летят советские самолеты, она начинала кружить по двору, и сирена неистово завыла.

Услышав этот вой, все немцы, работавшие в депо, сразу оставили свои станки и детали и кинулись в бомбоубежище.

Советские деповцы с удивлением смотрели, как беспечно оставляли фашисты и работу и станки. Когда, в начале войны, они бомбили Оршу, наши железнодорожники не прекращали работу. А теперь с удовольствием бросались подальше от железнодорожной линии: фрицы не пускали никого чужого в свои бомбоубежища.

— Колька, и что это за люди? Видал? Фрицы побросали всё — и тягу, — говорил Домарацкому Алесь, когда они, едва успев добежать до базара, юркнули в какую-то полузанесенную щель.

— А фашистам что? Не свое ведь. Это ты не бросил бы так советский станок, потому что он государственный. А им наплевать. Ох, и даю-ют наши! — прижимался к земле Домарацкий.

Всё дрожало от грохота бомб, которые падали где-то неподалеку.

Женя, который тоже обратил внимание на то, как ведут себя во время бомбежки оккупанты, подумал: «А нельзя ли воспользоваться этим?»

И он придумал.

На тракционных путях всегда стояло под парами несколько паровозов, готовых отправиться в рейс. При них находились один-два дежурных кочегара, следивших за топкой.

Во время бомбежки кочегары тоже предпочитали сидеть в бетонированном бомбоубежище, нежели в паровозной будке.

Обычно один из паровозов стоял на том пути, на который был наведен поворотный круг, а второй — на соседнем. Рельсы второго упирались просто в котлован. Стоило лишь пустить второй паровоз вперед, как он дойдет до конца рельс, а потом должен будет неминуемо рухнуть в котлован.

Тогда поворотный круг выйдет на какое-то время из строя. Во-первых, надо извлечь свалившийся и поврежденный паровоз, а во-вторых, его прыжок не пойдет на пользу и самому котловану. Придется серьезно чинить поворотный круг, а это значительно усложнит работу депо.

Налеты советских бомбардировщиков стали повторяться. Самолеты появлялись над военными объектами Орши ровно в двадцать четыре ноль-ноль.

Те фашистские деповцы, которые не работали в ночную смену, уходили заранее, с вечера, из Орши в какую-либо пригородную деревню спасаться от бомбежек. А ночная смена с мрачным видом шла в депо.

Работая, фашисты всё время прислушивались, не воет ли сирена — чтобы за лязгом и стуком в цехе не прозевать воздушной тревоги. И чуть только начинала реветь сирена, они сломя голову мчались в бомбоубежище.

В следующий ночной налет, когда фашисты в панике разбежались и в депо и на путях не осталось ни одного человека. Женя не побежал вместе со всеми ребятами в поселок, а кинулся к поворотному кругу. Он словно спешил навстречу советским самолетам, летящим со стороны Смоленска.

Впереди, на тракционных путях, стояло четыре паровоза серии «52». Женя различал в ночной темноте их приземисто-длинные фигуры. Он изо всех сил бежал к паровозам, несмотря на то, что по деповским крышам, по вагонам, рельсам — кругом стучали осколки зенитных снарядов.

Фашистские зенитчики били не переставая.

Земля дрожала от взрывов советских авиабомб, которые падали где-то в районе Орша-Западная. Фашистские прожекторы чертили небо.

Женя не обращал ни на что внимания.

Страха не было. В голове стояло одно: «Добежать бы до «52»! Сбросить его в котлован!»

Он бежал напрямик к паровозам через рельсы, через какие-то детали, лежащие на междупутье.

Оставалось с десяток шагов.

«А вдруг кочегар не ушел в бомбоубежище?» — обожгла мысль.

Еще шаг-другой.