Константин Леонтьев

Эту свою формулу К. Н. применяет к новой истории. Теперь понятно, что означает мещанство современной Европы, отталкивающие результаты либерально-эгалитарного прогресса. Правда эстетического восприятия и эстетической оценки получила биологическое и социологическое обоснование. Европа вступила в третий период, в период "вторичного смесительного упрощения", в европейских обществах начинается одряхление и смерть[1]. Развитие кончилось, и началось разложение. То, что называют "прогрессом" современные либералы, демократы и социалисты, и есть разложение, умирание. Европа переживала период "сложного цветения" в эпоху Возрождения. "Новое сближение с Византией и через её посредство с античным миром привело немедленно Европу к той блистательной эпохе, которую привыкли звать Возрождением, но которую лучше бы звать {эпохой сложного цветения Запада;} ибо такая эпоха, подобная Возрождению, была у всех государств и во всех культурах, {эпоха многообразного и глубокого развития, объединенного в высшем духовном и государственном единстве всего, или частей}". Эпоха "сложного цветения" предполагает сложное, дифференцированное, разнородное и разнообразное строение общества, неравенство сословий и классов, существование аристократии, сильной государственности, великих людей, возвышающихся над массой, гениев и святых. Страсть к равенству и к смешению влечет общества и культуры к смерти. Демократические движения означают распадение общественного организма, наступление старости, умирание. К. Н. открывает что-то вроде закона энтропии в социальной жизни. "Вся Европа с XVIII столетия {уравнивается} постепенно, {смешивается вторично}. Она {была проста и смешана} до IX века; она хочет быть опять {смешана} в XIX веке. Она прожила 1000 лет! {Она не хочет более} морфологии! Она стремится посредством этого смешения к идеалу {однообразной простоты} и, не дойдя до него ещё далеко, должна будет пасть и уступить место другим!" Что такое форма? "{Форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающий материи разбегаться}. Разрывая узы этого естественного деспотизма, явление гибнет... Кристаллизация есть деспотизм внутренней идеи". Деспотизм внутренней идеи в современном обществе исчезает, оно теряет форму и декристаллизуется. "Между эгалитарно-либеральным поступательным движением и идеей развития нет ничего логически родственного, даже более: {эгалитарно-либеральный процесс есть антитеза процессу развития}. При последнем внутренняя идея держит крепко общественный материал в своих организующих, деспотических объятиях и ограничивает его разбегающиеся, расторгающие стремления. Прогресс же, борющийся против всякого деспотизма сословий, монастырей, даже богатства и т. п., {есть не что иное, как процесс разложения, процесс вторичного упрощения целого и смешение составных частей}... Явления эгалитарно-либерального прогресса схожи с явлениями горения, гниения, таяния льда; они сходны с явлениями, например, холерного процесса, который постепенно обращает весьма различных людей сперва в более однообразные трупы (равенство), потом в совершенно почти схожие (равенство) остовы и, наконец, в свободные азот, водород, кислород и т. п.". "Европа вторично {смешалась в общем виде своем}, составные части её стали против прежнего {гораздо сходнее, однообразнее, и сложность приемов} прогрессивного процесса есть сложность, подобная {сложности какого-нибудь ужасного патологического процесса}, ведущего шаг за шагом {сложный организм к вторичному упрощению трупа, остова и праха}!" A "всё истинно великое, и высокое, и прочное вырабатывается {никак не благодаря повальной свободе и равенству, а благодаря разнообразию положений, воспитания, впечатлений и прав в среде, объединенной какой-нибудь высшей и священной властью}".Натуралистический процесс уравнения представляется К. Леонтьеву таинственным процессом. Все современные силы "являются лишь слепыми орудиями той {таинственной воли}, которая шаг за шагом ищет демократизировать, уравнять, смешать социальные элементы сперва всей романо-германской Европы, а потом, быть может, и всего человечества".