Константа

И он утратил к этому интерес. Он сменил эти интересы. Ибо:

«…за три года полмира объездили, людей без напряга содержали и с такими же как мы из разных стран на короткой ноге…»

На короткой ноге… На основе интересов… Отцы-основатели…

— Кость, какой у тебя был ник? — взволнованно от мысли, что я явно его знаю, спросила я у Анохина, уже направившегося на выход.

Он тихо рассмеялся, поворачивая ручку входной двери и, переступая порог, повернув голову в профиль, негромко произнес:

— Пацифик.

Дверь тихо закрылась, а я пыталась вдохнуть, остекленевшим взглядом глядя на дверь.

Один из основателей отечественного и СНГ кардинга. Внезапно исчезнувший из сети в две тысячи четвертом, почти сразу после организации им и его группой DDoS-атак на сервера военных баз НАТО после вступления в их ряды Словении. Рухнувшие намертво сервера. Одно из самых громких и так и не раскрытых дел…

Предполагалось, что его по тихому либо завербовали в пендосскую или отечественную кибербезопасность (одна из самых частых и безумно наивных мечт мамкиных хацкеров), либо так же по тихому с пулей слег за такую наглость (одно из самых частых исходов того времени за таких нахрапы).

Нет.

Оказалось, что его пытали в отделе за кардинг, которым он уже не занимался. Он просто вернулся в родной город подчистить хвосты, а исчез, потому что его умывал минералкой Тиса перед тем как он вошел в систему и теперь ей управлял.

Через два часа спустилась на парковку и от того, что я увидела, едва переступив порог лифта, сжалось сердце. Напротив выхода привычно один из Анохинских тонированных внедорожников, но водитель, стоящий у задней пассажирской…

— Доброе утро, Евгения Руслановна.

— Доброе, Тимур. — Закусила губы, теснее прижимая макбук и сумку, едва не выпавшие из ослабевших рук когда увидела того самого парнишку, подошедшего к нам на фудкорте и попросившего позвонить. Сейчас в отглаженных брюках и рубашке, начищенных туфлях и с таким выражением в глазах… выглядящего совершенно иным, — действительно доброе.

— Я… кофе вам взял. Правда, не знал какой. — Неуверенная улыбка и отвел взгляд. — Взял тот, что вы мне покупали.

Закрыла глаза ладонью, надавливая, чтобы подавить ненужные слезы. В этот момент не думала ни о макияже, ни о том, как выгляжу. Сердце билось где-то у горла, а в душе все переворачивалось в смятении от сильных, душащих эмоций. Убрала руку от лица и не могла отвести взгляд от стакана кофе в его дрогнувших пальцах.

Справилась с собой не сразу. Забрала стаканчик, благодарно кивнув, когда распахнул дверь. Стремительно обошел машину и сел за руль, поднимая телефон с панели, чтобы, набрав номер, кратко сообщить абоненту:

— Забрал.

— Как тетя? — неуверенно спросила, сжимая мелко трусящимися пальцами картон стакана и вглядываясь в Тимура, мигнувшего фарами машине сопровождения, привычно находящейся у выезда с паркинга и тут же последовавшей за ним.

— Все хорошо, — отозвался с улыбкой. — Взял ей квартиру в ипотеку, скоро должен закрыть. Тетя смешная такая, она всю жизнь в общежитии жила и сейчас некоторые вещи для нее удивительные… — Он запнулся, бросил взгляд в зеркало заднего вида, когда я, стиснув челюсть, опустила голову, глядя в крышку стакана, не справляясь с собой. С тем, что будоражило все внутри. — Евгения Руслановна, не плачьте, пожалуйста. — Тихо попросил, выезжая с территории комплекса.

— Я редко… сейчас соберусь, извини.

— Мне вообще не положено, но если вы не остановитесь, я чувствую, что опозорюсь перед вами… — неуверенно хохотнул, приоткрывая окно и запуская в салон теплый озорной ветерок действительного доброго утра.

На моем телефоне сработало оповещение об смс. Неверными пальцами выудила мобильный из кармана жакета и титаническими усилиями подавила себя от того, чтобы скатившиеся слезы по щекам, и коснувшиеся улыбающихся губ, не перешли в непрерывные, когда читала сообщение от Константина Юрьевича:

«Ну, что? Так и лелеешь мечту пересесть на велосипед с моторчиком?»

Костя… в момент, когда без денег скрывался от своего долбанутого начальства и не смог пройти мимо чужой беды. Не смог. Не потому что должен, потому что иначе не мог.

«Я» — написала и стерла.

Не знала что написать. Открыла фронтальную камеру и сделала снимок до того как вытерла слезы. Именно с тем выражением в глазах, что сейчас происходило в душе. Отправка.

«Люблю» — ответ почти сразу.

И когда смотрела на такое простое, такое важное, так сильно резонирующее внутри, эхом в мыслях слова наследника многомиллиардной империи, кронпринца с твердым стержнем внутри, признавшего Анохина учителем и отцом. Эхо его слов, пронзивших сейчас глубиной и смыслом нутро:

«Любое сомнение выглядит предательством».