Идрайн взялся за топор, дерево застонало и рухнуло после четвертого удара. Серокожий принялся обрубать ветви, Зийна торопливо складывала их в кучу, Конан высекал огонь. Сейчас он уже ругал себя, что не согласился пойти к Хорстейну, да было поздно. Рыжий ванир исчез в утесах; кричи – не докричишься. А искать его усадьбу в начинавшемся снегопаде казалось чистым безумием.
Они успели разложить костер. Идрайн, повинуясь команде хозяина, сунул в огонь огромный смолистый комель срубленной сосны, и пламя забушевало. Конан и Зийна уселись на подстилку из ветвей, прижались друг к другу, сберегая тепло. Голем прислонился к скале, по-прежнему невозмутимый, но киммерийцу чудилось, что в глазах его поблескивает злорадство. Конечно, то было лишь иллюзией; каменный исполин мечтал о награде, человеческой душе, а к этой цели вела лишь одна дорога: служить верно и преданно.
Зийна пошевелилась, положила головку на плечо киммерийца; выбившаяся из-под капюшона золотистая прядь коснулась его губ.
– Таких снегов в Пуантене не бывает, – тихо молвила девушка, со страхом рассматривая сугробы, выраставшие прямо на глазах. Она не боялась стрел и мечей, но буйство стихии ее пугало, напоминая о собственной ничтожности и беззащитности. Вглядываясь в белесый туман, она видела оскаленные пасти снежных духов, их острые ледяные зубы; ей мнилось, что звенящую тишину вот-вот нарушит тяжкая поступь Имира, владыки ванахеймских равнин.
Конан обнял ее за плечи, привлек к себе.
– Не тревожься, моя красавица. Лучше думай о том, что мы почти добрались до цели, а значит, скоро повернем назад. К твоему Пуантену, к его виноградникам, к берегам Алиманы!
Зийна вздохнула.
За пламенной завесой костра продолжал идти снег.
Снег был на редкость густым, он прикрывал мир мутной мглой и не кружился, не танцевал в воздухе, а падал отвесно, извергаемый невидимыми тучами. Легкие пушинки превратились в большие хлопья; ни неба, ни ближних скал было уже не разглядеть, а тундра исчезла совсем, словно ее навеки погребли снега, всю – и травы, и мхи, и редкие деревья.
– Вот место, где кончается власть Митры, – произнес Конан, вытянув руку к снежной стене. – Тут свои боги, и играют они в свои игры.
– Нет, милый, нет! – воскликнула Зийна. – Скрылось лишь солнце, око Митры, но бог не покинул нас. Он с нами!
Девушка произнесла это с такой уверенностью, что Конан усмехнулся:
– С нами? Где же?
Она прижала руку к груди.
– Тут! В наших душах, где горит зажженный им огонь!
– Огонь, – повторил Конан, чувствуя, как стужа заползает под волчий плащ. – Ты говоришь о пламени жизни, принадлежащем Митре, а весь огонь, которым я владею – вот! – С этими словами он протянул руку к костру, а потом ощупал свой наголовный обруч. “Защитит ли магия железного кольца от злобных отпрысков Имира?” – думал киммериец. Сможет ли он поразить их заколдованным ножом? Возможно и так, но лучше, если бы эти твари вообще не появились… Что делать им тут, у морского берега, вдали от гор с ледяными вершинами? Да еще летом?
Пламя костра дрогнуло, поднимался ветер. Он дул не с моря и не с равнины; он кружил, вращался тысячью малых вихрей, и каждый из них напоминал белую расплывчатую змейку. Они метались и плясали, подчиняясь ветру, который выл все пронзительней, все громче, пока его голос не заглушил треск ветвей в костре. Стужа леденила спину Конана, и он, пытаясь согреться, повернулся боком к костру.
– Снежные демоны пришли, – со страхом сказала Зийна, крепче прижимаясь к нему.
– Нет, – возразил Конан, – нет. Просто ветер кружит снега.
Но он не испытывал в том уверенности; в танце белых змеек чудилось ему нечто завораживающее. Впрочем, они уже не были змейками.
Белые смерчи заметно выросли. Сначала они доставали всего лишь до колена, потом поднялись вровень с плечом и, наконец, превзошли человеческий рост – в два, в три раза, в десять раз… Они тянулись к невидимому небу, бросали в лицо Конану горсти ледяных игл, морозили кожу. Костер еще защищал; от него струилось тепло, и огненные языки, лизавшие скальный козырек, жаркой завесой отделяли путников от белой пустыни. От холода и ветра. От ярости разбушевавшейся вьюги. От смерти.
– Смотри! – Зийна протянула дрожащую руку. – Смотри, милый! Дракон! Скалит на нас клыки…
– Нет, – Конан поднял лежавшее на коленях копье и пошевелил пылающие ветви. – Нет! Это метет поземка, и снежные струи напомнили тебе змея.
“Может быть, и так, – сказал он себе, вглядываясь в белесую круговерть. – А может быть, и в самом деле дракон…” Но драконы его не пугали; он готовился к более страшному. Завораживающая пляска белых змей притягивала его взгляд, проникшая под плащ стужа леденила сердце.