Кононов Варвар

– А не боишься, что мне помогут?

– Это кто же? Анас Икрамович? Если он долю в твоих заведениях имеет, то будет очень разочарован. Есть простое решение – разойтись, есть сложное – судиться… Я почему-то думаю, что Анасу Икрамовичу простое нравится больше сложного. Меньше эмоций, целей капиталы.

– Тут ты, Дашенька, права. Деловая ты женщина, хе-хе, умная! Знаешь, где и как муженька прижать… Значит, либо по-твоему, либо по-плохому? А подумать мне дозволяется? Поразмыслить над этими альтернативами?

– Не очень долго. Минуты, думаю, хватит.

– Мне, пожалуй, и минута не нужна. Любовь любовью, а бизнес бизнесом… Повидаться, кстати, не хочешь? Может, я тебе “Славянский Двор” отдам или “Гурмана” на Большой Морской… А? Поговорим, посмотрим друг на друга…

– Не хочу я на тебя смотреть, насмотрелась! И говорить не хочу! В “Конан” звони, Славику. Скажешь, что документы готовы, я приеду. Все!

Быстрые гудки отбоя. На другом конце линии – злой яростный шепот:

– Не все, рыбка моя, не все!

Глава 10 Снежная дева

Ничем не обделен мир – в том числе и женской прелестью; в его оранжереях и садах благоухают всякие цветы. Блондинки, белые лилии с нежной кожей и глазами, словно небесная синь; томные тюльпаны-брюнетки с гибким станом и пламенными очами; кареглазые шатенки, чайные розы; огненногривые красавицы-орхидеи, чьи зрачки подобны изумруду, а губы розовеют красками утренней зари. Не знаю существа прекрасней и желанней женщины! Не знаю созданий более милых, очаровательных и добрых!

Но я допускаю, что у женщин совсем иное мнение друг о друге.

Майкл Мэнсон “Мемуары. Суждения по разным поводам”. Москва, изд-во “ЭКС-Академия”, 2052 г.

Дом на Фонтанке был старым, с мощными толстыми перекрытиями, но внизу шумели так, что комната полнилась целой какофонией жутких звуков. Молотки стучали, пилы визжали, дрель с воем вгрызалась в стены, а временами что-то грохотало и лязгало, будто двери гигантского стального сейфа. Этот шум производился бригадой ремонтников, трудившихся в “Конане” уже часа четыре: они заменяли панели, пробитые пулями, монтировали зеркало над стойкой, таскали мебель и устанавливали вместо демона колонну, трехметровый дубовый ствол, к которому будет подвешено чучело, но чье конкретно, Даша и Славик еще не придумали. Зато и та и другой сошлись в одном: если уж чиним и ремонтируем, так почему не освежить приевшийся интерьер? Они освежали его с утра, при помощи дизайнера, художника и вышеупомянутой бригады, не обращая внимания на творческие муки Кима.

Но все же что-то ему удалось соорудить. Он продвигался не очень быстро и, при ином раскладе, мог примириться с лязгом и грохотом, с визгом и стуком. Если описывать землетрясение, гибель Атлантиды или драку в кабаке, фон был весьма подходящий, как и для погонь, разбойничьих вылазок либо атак тяжелой рыцарской конницы. Но действие шло к катарсису, к гибели верной Зийны, то есть к такому эпизоду, который пишут в тишине, закрывши двери, чтобы ни одна душа не видела, как плачет и страдает автор. Слезы и муки в данном случае – необходимые издержки производства: если не заплачешь сам, то и читатель не зарыдает.

А надо, чтоб ужасался, сочувствовал и рыдал… Зря, что ли, деньги за книгу плачены?

* * *

Конечно, было ведомо Конану про снежных дев и про то, что даже летом случаются в Ванахейме сильные метели, но рассчитывал он, что вьюга будет недолгой и удастся пересидеть ее у скал, паля костер, а вечером дойти до усадьбы Эйрима и глотнуть там подогретого пива. А заодно поглядеть, что делают на Эйримовом подворье люди Гор-Небсехта, два изгоя, которых ни в одном ванирском доме принимать не полагалось.

Но не успели путники сделать и тысячи шагов, как небо затянула белесая мгла, прибрежные утесы потемнели, а в воздухе закружили снежные пушинки. Они падали вниз, пока еще неторопливо, скрывая землю мягким пологом, одевая скалы в искрящиеся одежды, оседая на капюшонах плащей, поскрипывая под ногами. Мир вокруг замер; все стало белым-белым, как саван покойника.

Конан, разглядев скальный козырек и нишу под ним, повел туда свой маленький отряд. Конечно, это жалкое убежище не могло сравниться с гротом Дайомы – ни золотого песка, ни высоких сводов, ни сияющих врат. Зато была корявая сосна, выросшая у самого входа, и Конан, ткнув в ее сторону рукой, приказал голему:

– Руби!