Коннетабль (СИ)

Размышляя над этим и над многими другими вопросами, - например, над тем, что и как рассказать об этом казусе Марии, - Трис спустился в подземелья палаццо Коро и как раз через час прошел под аркой, ведущей в Старую Крипту. Там ему, правда, пришлось немного подождать. Девушки опаздывали, что, в принципе, нормально. Так что он просто закурил и стал ждать. Впрочем, ждать долго не пришлось: чуть меньше, чем через пятнадцать минут на винтовой лестнице послышались женские голоса, и еще через минуту или две вся троица оказалась в крипте. Одеты они были по-зимнему, и поэтому никто не смог бы рассмотреть на них боевую броню. К сожалению, у Надежды, превратившейся в Бланш, не было таких легких и прочных доспехов, какие имелись у Габи и Беро. Но кое-чем любопытным и небесполезным она все-таки владела. При переходе все юные эмигранты притащили с собой не только золото и бриллианты. Кроме пачек банкнот, золотых слитков, фальшивых документов и оружия, в тайниках Максима Суворина на всякий крайний случай была прихерена еще и защитная амуниция, предназначенная элитным подразделениям сил специального назначения. Так что на Бланш были надеты сейчас кевларовый бронежилет 3-го уровня защиты, а также налокотники, наколенники, наголенники и наплечники из арамида. Дорогие экземпляры из закрытых коллекций от лучших мировых производителей и из очень ограниченных серий. Волшебство волшебством, и магия, как говорится, рулит, но береженого и боги берегут. Поэтому в комплект входили и кое-какие предметы, которые были скрыты уже не под одеждой, а в карманах и прочих местах хранения. Во всяком случае, Трис знал о наплечных кобурах с револьверами, снаряженными зачарованными патронами, тактических очках и микро-радиопередатчиках, специальных перчатках и поясах боевых магов. В таком поясе в специальных кармашках с клапанами спрятаны ампулы с эликсирами, накопители, - что особенно ценно для Мира бедного магией, - и кое-какие артефакты, запрещенные к продаже гражданским и использованию на территории империи. Однако там, куда уходили сейчас девушки, никаких таких законов еще не существовало и существовать не могло. Там даже о магии никто толком не знал.

- Мы никому звонить не станем, - успокоила его Габи. – Посмотрим со стороны. И там уже решим, что делать и делать ли, вообще, хоть что-нибудь. С Чертковым, по-моему, без крайней необходимости тоже связываться не стоит. Он нам никто и никому ничем не обязан. Только разведка и только потихоньку. Остальное решим на месте.

В принципе, все верно, и Трису нечего было добавить. Поэтому, выслушав Габи, он просто кивнул, пожелал девушкам удачи и вскоре уже остался в крипте один.

«Что ж, - решил он после минутной паузы, - пришло время задать вопрос и услышать ответ. Или нет…»

Было совершенно неочевидно, что Источник захочет отвечать. Но, с другой стороны, что он теряет?

«Стоит попробовать, а там уж, как пойдет!»

3. Вероника/Беро

На самом деле, с ней такое уже случалось и не раз. Не слишком часто, но, в конце концов, таких эпизодов набралось вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы о характере ее «приходов и случайностей». Иногда это было похоже на предзнание. Не предсказание, а, скорее, предвидение. Чаще всего, неточное, фрагментарное и только «на короткую дистанцию». Максимум дня на два вперед, но и то хлеб. А иногда это было «внезапное понимание» или, лучше сказать, «интуитивная прозорливость» или и вовсе «озарение», когда она, словно бы, узнавала что-то важное про какого-нибудь иногда совершенно незнакомого ей человека. Впрочем, тут тоже все случалось по-разному: то речь шла о чьей-то судьбе, то о характере и привычках, а то и вовсе срабатывало, как некий детектор лжи. И все это началось у нее довольно-таки рано, раньше даже всяких магических штучек, типа левитации, пиротехники или телекинеза. Тогда-то, лет, наверное, в двенадцать она и попала на «прием» к одной крутой мадам. Не в смысле содержательницы барделя, а именно в прямом, изначальном смысле этого слова. Женщина эта жила в Париже, но была русской, возможно даже, аристократкой из тех, что родились уже в эмиграции, но происхождение которых не вызывало сомнений. Тем более, что и лет ей было, судя по некоторым признакам, немало.Анна Михайловна говорила с Вероникой по-французски, но в конце разговора неожиданно перешла на русский. Очень правильный, следует сказать, русский язык, но все-таки с каким-то странным едва уловимым акцентом. Впрочем, как тут же выяснилось, это был вовсе не акцент, а правильное петербургское произношение, какого в нынешнем Петербурге давно уже не слышали. Вот на этом-то русском языке женщина и поставила ей свой «окончательный диагноз».

- Вы, барышня, никакая не колдунья, - сказала она девочке Акиньшиной, серьезно сказала, а не абы как. – Вы, голубушка, самая настоящая ворожея и вещунья, а попросту – ведьма.