Конг: Остров Черепа

– А как быть с этой зверюгой в джунглях, сэр? И что насчет гражданских? – спросил Миллс, кивнув в сторону Ранды и нытика-Стива из «Ландсата».

– Что есть «гражданский», Миллс? – повысив голос, чтобы слышали все, спросил в ответ Паккард.

Все повернулись к нему. Ранда уставился на полковника, словно в страхе перед тем, что тот сейчас скажет или сделает.

– Э-э… сэр? – озадаченно переспросил Миллс.

– Гражданский есть человек без оружия. – Паккард кивнул одному из солдат, охранявших груду уцелевшего оружия. – Раздай, боец. Всем, кроме этого! – Полковник указал подбородком на Ранду. – Он уже достаточно натворил дел.

Ландсатовцы неуверенно приняли розданное оружие. Судя по выражениям их лиц, никому из них прежде не приходилось стрелять или хотя бы держать в руках ствол. Будь у Паккарда время, он не упустил бы возможности устроить им хотя бы краткий курс стрелковой подготовки. Но времени не было. На кону жизни – как его людей, так и этих штатских. Придется им учиться на горьком опыте.

– А разве никто не покажет, как из него… – заговорил Стив, держа выданный ему пистолет так, словно ему сунули в руки раскаленный камень, но, видя, что на него никто не обращает внимания, умолк. На лице его отразилась такая отчаянная безнадежность, что Паккарду внезапно стало жаль его. Впрочем, всего лишь на миг.

Взобравшись на большой замшелый валун, полковник повернулся к собравшимся. Даже обладая самым буйным воображением, его воинство невозможно было счесть боеспособным, но это было все, чем он располагал. Однако военная служба научила полковника обходиться тем, что имеется в наличии, и Паккард был готов к этому. Ничего, не в первый раз. Главное, с ним его люди, его солдаты, его семья, и это – настоящие бойцы.

Все остальные – приманка.

– Внимание! – скомандовал полковник. – Слушайте меня. Эта образина уничтожила наши машины и убила множество наших товарищей и братьев. Но, начиная от первого заостренного камня и первого копья и вплоть до эпохи напалма и не знающего пощады станкового M-60[37], миром и всеми его обитателями повелевает человек – то есть мы, а до нас – наши отцы и деды. Кем бы ни было это существо, оно – всего лишь животное, а мы – люди. И наши стальные посохи, химические молнии и кара небесная пятидесятого калибра[38] прикончат любого, кто осмелится пойти против нас, и отправят его душу – или что там у него вместо души – прямиком в пекло. Понятно? – Окинув взглядом обращенные к нему лица, Паккард предпочел не замечать ничего, кроме почтительного согласия. – Тогда собраться, встряхнуться – и марш!

Похоже, краткая речь подхлестнула оставшихся в живых. Бойцы подтянулись, разобрали снаряжение, готовясь к походу.

Паккард удовлетворенно крякнул. Жгучая ненависть заглушала страх и обостряла чувства. Полковник представил себе, как огромный зверь падает, сраженный его рукой…

Как он был рад наконец-то взяться за дело!

Глава четырнадцатая

Конрад шел впереди, прорубая путь сквозь заросли взмахами мачете. Двигался он легко и изящно. Сама Уивер тоже постоянно жила в командировках – всегда в движении, в погоне за новым сюжетом, высматривая сквозь объектив настоящую жизнь, абсолютную истину, скрытую за войнами, конфликтами, человеческими жертвами и неотвратимым превращением цивилизации в хаос. Да, именно это она наблюдала везде, куда ни глянь. Ничто из увиденного не говорило о том, что человечество движется в каком-нибудь ином направлении.

Потные, перепачканные, усталые, объятые страхом, они шли вперед. Сливко на ходу не прекращал обшаривать эфир, но тот был пуст. Только треск помех то утихал, то вновь становился громче – казалось, это шепчет сам остров, и в шепоте его отчетливо слышалась насмешка.

– Побереги батареи до тех пор, пока не подойдем поближе к остальным, – посоветовал Конрад. – Если, конечно, хоть кто-то, кроме нас, еще жив.

Сливко выключил рацию и повесил ее через плечо. Поймав в кадр его понурое, подавленное лицо, Уивер щелкнула затвором. Еще одно застывшее мгновение… Интересно, что покажет этот снимок, когда… если будет проявлен и отпечатан? Именно поэтому ей так нравилось снимать. Жизнь в видоискателе камеры бурлила, постоянно была в движении, но лишь неподвижные кадры, выхваченные из общей суеты, несли в себе истину. Частенько истина мелькала слишком быстро или крылась слишком глубоко, чтобы различить ее невооруженным глазом.

Вдруг Конрад, шедший впереди, замер на месте. Обернувшись, он прижал палец к губам, а затем указал вперед – туда, где в зарослях виднелся просвет. Там, впереди, река превращалась в обширную заводь. На тихой воде слегка покачивались мясистые листья водяных лилий, берега поросли густым камышом. В центре заводи возвышалось нечто вроде небольшого островка, усеянного принесенным рекой плавником и длинными, волокнистыми стеблями королевского чистоуста[39]. Яркие, разноцветные птицы то и дело перепархивали с островка на берег, копались в земле и возвращались на островок с крупными крылатыми насекомыми в клювах.

– Что там? – прошептала Уивер.