Среди приведенных Б. Ваисовым титулов обращает на себя внимание выражение «дистаночный начальник» – оно не относится к традиционным исламским терминам и использовалось лишь ваисовцами. Сам Б. Ваисов практически нигде не разъясняет значения данного выражения. Некоторые пояснения мы встречаем лишь в текстах, принадлежавших перу Ш. Сайфутдинова – ученика и наиболее стойкого последователя дервиша: после последних пророков Иисуса и Мухаммеда Б. Ваисов – «дистаночный начальник», то есть избранный Богом святой человек – осуществлял посредничество между пророками и мусульманами. Он был Божьим наместником для руководства простыми верующими в определенный исторический момент (на дистанции) [490] . Примечательно, что после смерти основателя секты титул «дистаночный начальник» присвоил себе Ш. Сайфутдинов, претендуя, таким образом, на роль Богом избранного преемника главы ваисовской общины.
В представленном документе № 1 мы встречаем практически все основные тезисы ваисовцев, сформулированные ими на раннем этапе развития движения. Здесь содержатся и традиционные нападки на официальных представителей мусульманского духовенства, и критика действий местных административных и судебных чинов, преследующих членов ваисовской общины и лично дервиша, и выражение верноподданнических настроений, и попытка установить непосредственную связь дервиша с государем императором («Я жив – Помазанник жив. Помазанник жив – я жив»), и отказ подчиняться общегражданским законам, и признание исключительно шариата и Корана и пр. Среди русскоязычных документов, исходящих непосредственно от основателя общины, «Отзыв» – один из наиболее полных и содержательных.
Документ № 2 датируется 1905 годом и принадлежит сыну Б. Ваисова – Гайнану, в конце 1904 – начале 1905 года вернувшемуся в Казань и возглавившему возрожденную общину в новой политической ситуации. Документ представляет собой копию прошения руководителя общины на имя председателя Комитета министров. Машинописная копия прошения была составлена в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, куда, вероятно, было переправлено прошение Г. Ваисова с тем, чтобы чиновники Департамента составили экспертную пояснительную записку для главы правительства. Прошение довольно грамотное и стилистически выверенное и написано, скорее всего, русскоязычным переписчиком. Эти два документа (№ 1 и 2) разделяет почти четверть века, что сказывается на стилистических особенностях обоих документов, на их языке, способе аргументации и т.д.
Документы № 3, 4 и 5 датируются 1909 годом и тематически относятся к политическому процессу 1910 года, когда руководители и наиболее активные члены общины были обвинены в организации преступного сообщества. В документе № 3 представлен один из многочисленных протоколов осмотра вещественных улик, изъятых во время обыска на квартире Г. Ваисова. Данный документ позволяет составить некоторое впечатление о характере деятельности руководителей и рядовых членов общины в 1905–1909 годах, очертить круг институтов и политических деятелей, к которым ваисовцы обращались за поддержкой. Немаловажно, что протоколы осмотров и экспертиз позволяют узнать содержание некоторых документов (например, частной переписки), оригиналы которых были позднее возвращены ваисовцам и, таким образом, недоступны современным исследователям. Документ № 4 представляет собой постановление, составленное следователем Шулинским, в котором излагается официальная трактовка деятельности членов ваисовской общины, а также суть обвинений в отношении организаторов противозаконного сообщества. Документ № 5 – протокол допроса Г. Ваисова в качестве обвиняемого. Он составлен на специальном бланке для допросов, выполненном типографским способом, поэтому при публикации курсивом выделен рукописный текст, вписанный рукой писца со слов допрашиваемого.
Наконец, документ № 6 датируется весной (март – апрель) 1917 года и отражает новый этап в развитии ваисовского движения, последовавший за Февральской революцией и отречением царя. Возникшая новая политическая конфигурация заставила идеологов ваисовской организации определить свое отношение к переменам, произошедшим в стране, а также в очередной раз заявить о своем существовании на современном политическом языке. Представляемый вниманию читателя документ (машинопись) является кратким изложением содержания «Святого заявления», посланного на адрес исполнительного комитета Государственной думы в марте 1917 года [491] . Поскольку оригинальный текст «Святого заявления» чрезвычайно многословен, написан неграмотно и местами малопонятен, я посчитала более целесообразным предоставить вниманию читателя именно краткий пересказ оригинального текста, составленный анонимным сотрудником Департамента духовных дел.