Конфайнмент

Справа-внизу от меня примерно в двух сотнях шагов тарахтела мобильная «жэ́ска»[7]. Двое путейцев с помощью электроподбойников подбивали щебень под шпалой. Третий следил за уровнем и время от времени «подкачивал» выставленные под рельсы домкраты. Путь, на котором они работали, заканчивался упором-отбойником.

Поезда сортировались чуть дальше, на проходных ветках. Эту от горки отделяла обычная стрелка с механическим приводом. То, что привод переключен неправильно, я понял, когда через стыки в сторону тупика внезапно прогрохотал один из вагонов. Он двигался, не снижая скорости, прямо к работающим на рельсах путейцам. Последние из-за шума электростанции и подбойников не слышали ни стука колёс, ни криков бегущего за отцепом башмачника.

Времени на раздумья не оставалось.

Наплевав на секретность и конспирацию, я выскочил из «укрытия» и бросился наперерез к катящемуся под уклон четырехосному хо́пперу[8]. Регулировщик за ним явно не успевал, а путейцы даже не подозревали о надвигающейся на них катастрофе.

Как надо подкладывать башмаки под колёса, мне было известно из прошлой жизни — летом 86-го около месяца работал на железнодорожной станции на Алтае и видел, как тормозят отцепы. В том, что смогу повторить чужой опыт, сомнений не возникало. Главная сложность — сегодня эту работу требовалось делать руками.

Сами башмаки лежали вдоль рельсов, но без специальной вилки — длинной палки с «рогами» — ни один вменяемый регулировщик укладывать их под вагоны не станет, ведь вероятность лишиться пальцев или даже руки в этом случае почти стопроцентная.

Первый башмак (тяжёлый, зараза!) я протащил по рельсу метра четыре и отпустил буквально в последний момент. Переднее колесо наехало на преграду и заскрежетало по стальному покрытию. Со вторым торможением получилось чуть легче — скорость вагона снизилась, и я сумел подсунуть башмак под вторую тележку. Но окончательно остановить хо́ппер удалось только с третьей попытки — последнее тормозное приспособление удачно легло между четвертой и третьей колесными парами.

Отцеп замер всего в двух шагах от работающих железнодорожников.

Я облегченно выдохнул, сорвал с головы халявную кепку и вытер ей катящийся по лбу пот.

— Чё за …ство! — оторвавшийся от работы путеец обалдело вытаращился на меня и стоящий на рельсах вагон. — Ваще охренел?!

— Тихо! Стоять! — рявкнул на него второй, которой ранее возился с шаблоном, по всей видимости, бригадир. — Где Серый?! Где сигналист? Куда он сдристнул?

— Семёныч, так он же… — третий рабочий, испуганно поглядывая то на меня, то на едва не задавивший их хо́ппер, наклонился к уху «начальства» и начал что-то шептать.

— Твою мать! Этого ещё не хватало, — зло выругался бригадир, после чего сплюнул и повернулся ко мне, явно намереваясь что-то сказать.

Сказать он ничего не успел. К нам, наконец, подбежал упустивший вагон башмачник:

— Как?! Что? Нормально? Живые?

— Живее всех живых, б… — снова сплюнул Семёныч.

— Фух. Ну, слава те, господи. А я уж думал, что всё, сейчас призму снесёт…

— Какую ещё нах призму?! — взорвался бранью путеец. — Этот бункер чуть нас всех не снёс, а ты — призму…

— Откуда мне было знать, что вы здесь?! Знака нема, сигналиста тоже, — не остался в долгу башмачник. — И вообще, кто стрелку сюда перевёл? Сами небось…

— Чего?!..

Их перепалку я слушать не стал. Надел кепку, отошёл в сторону и уселся на сложенные штабелем шпалы. Руки и ноги дрожали, но мне было совершенно не холодно. Прямо сейчас я жалел об одном — что пока подкладывал башмаки, случайно сломал лежащую в кармане зубную щётку…

— Ты, паря, это… Спасибо, короче…

Я поднял глаза. Прямо передо мной стоял бригадир путейцев, за его спиной неловко переминался с ноги на ногу проштрафившийся регулировщик скорости.

— Да ладно, пустяки, — пожал я протянутую руку. — Всякое в жизни бывает.

— Да это всё сортировщики. Напортачили, а нам отдуваться, — начал оправдываться башмачник. — Стрелку неправильно выставили, никому ничего не сказали, а тут ещё машинист отцепы выше положенного разогнал…

— Хорош бухтеть, — оборвал его бригадир. — Все виноваты. Нечего на других сваливать… Тебя, кстати, как зовут, парень?

— Андрей.

— А я Евгений Семёнович. А это, — он указал на башмачника. — Это Степан.

— Степан Алексеевич, — уточнил тот.

Семёныч насмешливо фыркнул.

— Ага. Степан Алексеевич Пыськин. Собственной персоной.

Оставшиеся возле рельсов путейцы громко заржали.

— Сами вы… — отмахнулся было Степан, однако не выдержал и тоже расхохотался. — Вот же, наградили предки фамилией! Ну, да и чёрт с ней! Человека же не фамилия красит, так ведь, Андрюха?

— Всё правильно. Не фамилия.

— Во-во, а я о чём говорю. У тебя самого-то какая?

— Фомин.

Степан и Семёныч переглянулись.

— А отчество?

— Николаевич.

Бригадир почесал в затылке. Потом озадаченно хмыкнул.

— Слушай, Дюх. А ты из какой бригады? Не из практикантов случайно? А то я тебя что-то совсем не припомню.

Я покачал головой.

— Нет. Я не из практикантов. Я тут вообще человек случайный. Просто проходил мимо, увидел дырку в заборе, ну и… вот как-то так.

Путеец с башмачником снова переглянулись.