— А вам они не ясны, господин офицер? Сталинград! Освобождение армии Паулюса!
— Ну что же, все ясно. Допрос пленного продолжат в штабе бригады. — Бережнов встал. — Капитан! Показания этого немца очень важны для командования. Его срочно нужно доставить в штаб…
Капитан незаметно задержал руку у козырька фуражки, которую низко надвигал на лоб, изучающе посмотрел на подполковника и молча вышел вслед за Хагеном.
— Итак, товарищи, получен приказ — надо брать Верхне-Кумский! — громко объявил Бережнов. — Кочергин, доложите толком о результатах разведки!
Где-то на юго-западе, за Аксаем-Есауловским, куда нес свои воды Дон, разливалось по безбрежному степному горизонту закатное зарево. Оно как-то сразу резко переходило в густеющий ультрамарин зенита, в котором, как пена в омуте, растворялись вспыхнувшие огнем клочья перистых облаков. После душного автобуса остро пахло снежной свежестью…
За последние дни, накануне приказа о выводе корпуса из Немковского леса в междуречье Аксая и Мышковы, Бережнов как-то заметно переменился. Обратили внимание на это все.
Однако только теперь Кочергин понял чувства, томившие подполковника. С выходом к Дону полк дрался фактически без штаба. С потерей Гаспаряна и вскоре Мотаева Бережнова особенно угнетала вероятность потери замполита… Как умел замполит угадать настроение человека и несколькими скупыми словами ободрить, успокоить каждого, кто в этом больше всего нуждался! Будь то механик-водитель, командир танка или командир танковой роты. Ибрагимов не переносил позерства и пустой болтовни, никогда резко не одергивал людей, как делали некоторые старшие командиры. Это знали, и это ценили. И там, где он появлялся, все как-то незаметно для себя подтягивались, стараясь хоть чем-то походить на замполита. Он один из тех немногих, по которым многие мерят себя!..
«Да, дарить куда слаще, чем получать подарки», — открыл для себя истину Кочергин, вспомнив, как танкисты дарили Ибрагимову кто вышитый кисет для табака, кто искусно сделанный из прослоек бронзы и цветного оргстекла наборный мундштук, кто трофейные пистолеты, которые замполит, не желая обидеть дарящего, брал и кому-нибудь передаривал, чаще Софье Григорьевне. У нее собралась их целая коллекция.
«Что имеем — не храним, потерявши — плачем!» — вспомнилось почему-то, и он горько усмехнулся. — До чего же все-таки верно, хоть и не к месту!
— Никак опять чего-то обдумываешь, Кочергин?.. А?.. — поинтересовался вдруг Бережнов.
— Скоро месяц, как мы вместе, товарищ подполковник, а вроде не один год прошел… — неожиданно для себя отозвался лейтенант. — Может, потому, что уже нет с нами Мотаева… Ибрагимова, Гаспаряна, Николенко, Бородкина… и скольких еще!
— Ибрагимов! — подхватила Софья Григорьевна. — Это он вроде сказал, что жизнь человека складывается из тех немногих дней, которые невозможно забыть. Остальное — небытие. Емкая мысль!
— Да, верно! — подумал вслух Кочергин. — Тогда здесь каждый день равен иному году!
— М-да-а! — Бережнов с досадой бросил недокуренную папиросу в снег. — Пойдемте, пора начинать. — А вот и Орлик бежит! — первым заметил он спускавшегося в балку лейтенанта. — Наконец-то!
— Товарищ подполковник! — выскочил вперед Козелков. — Есть у меня один тактический план…
— Что еще? — неохотно отозвался Бережнов.
— Немец последние наши танки пожгет! Отвлечь надо его. Мы с подполковником, заместителем комбрига, придумали, как…
— Не тяни!
— На южной окраине Кумского сарай остался, — зачастил Козелков. — Оттуда поселок вниз идет. Видать сверху, где танки, где что у немца. Все как есть!.. Туда бы тридцатьчетверку и взвод пэтээр. Панику фашистам устроим! А?
— Ну что ж? Как думаешь, Орлик, стоит затея одной тридцатьчетверки?
— Надоел он мне со своей затеей. «Катюши» у нас! После них отвлекать немцев вряд ли придется… В полку только десять машин.
— Ну, Николай, мы ж договорились!
— Да я, как подполковник, — увильнул Орлик.
— Ладно, дай ему одну машину, — решил Бережнов. — А насчет пэтээровцев с комбатом-два договорись. Если успеешь. Стой! Ты сразу за эрэсами. Штурм поселка начнем по твоей пушке!
Обрадованный Козелков, козырнув, кинулся к склону. Скользя, срываясь и разбрасывая снег, он устремился вверх. Орлик доложил о готовности сводной танковой роты к штурму поселка.
— Поселок Восьмое Марта пятьдесят девятая бригада будет брать. Нам фланг обеспечит, — ни к кому не обращаясь, заметил Бережнов, быстро направляясь к тропе.
Лейтенанты поспешили следом.
Накануне циклона воздух был недвижим, точно вода в заросшем ряской пруду. Тропа замысловато петляла. Перед глазами мелькали сбитые задники сапог Орлика. Снег похрустывал звонко, отрывисто. Пощипывало ноздри. Думая о своем, Кочергин поймал себя на том, что, ступив на бровку, не сразу заметил гул, не только сзади, в заречье, но и справа, где-то за Верхне-Кумским, хотя, казалось, щека чувствовала легкое сотрясение воздуха.
«Ха! Уж не замечаю шума войны, как в городах не замечают уличного шума…» — смотрел он в сторону близкого поселка.