Конец Вавилона

Самые прекрасные наши куртизанки, некогда требовательные и гордые, отдавались за кусок хлеба. Но ни один мужчина не стал бы выбирать между великолепным телом и пшеницей. Полагаю, я по собственному опыту имею право сказать, не оскорбляя вас, знаменитая поэтесса, что голод в подобном случае непременно победит любовь.

Гений войны множил свои труды. Из Вавилона прибыли и присоединились к осаждающей Иерусалим армии механики и строители, привыкшие мощными сооружениями противостоять разливам Евфрата. Они соорудили гигантские стенобитные машины, которым не могли причинить вред наши камни и стрелы.

И вот однажды ночью раздался глухой грохот. Горожане в испуге задрожали. Обрушилась большая часть стены! Это было, если мне не изменяет память, в одиннадцатый год, одиннадцатый месяц и четвертый день правления Се-декии.

Через образовавшийся пролом в город ворвалась халдейская армия. Собрав остатки своих солдат, Седекия принял решение расчистить себе путь за реку Иордан. Под покровом ночи он бежал через потайной ход, расположенный против Силоамской купели[33]. Однако там он наткнулся на халдейских солдат. Они захватили его в плен и привели в Ривлу[34], где Навуходоносор терпеливо ожидал исхода штурма. И начались муки, воспоминания о которых до сих пор вызывают во мне дрожь.

Повсюду были воткнуты колы. На них тысячами сажали солдат. Женщины, отказывавшиеся отдаваться добровольно, тоже подвергались этой пытке. Помню одну девушку, остававшуюся нетронутой, хотя столькие ее подруги, поспешившие в случайные объятия, лишились невинности! Это было прелестное дитя, возросшее под сенью храма. Царь в течение многих дней купал ее в благовониях. Потом велел привести к себе и взял силой. Потом настал черед его военачальников, потом сотников. Затем, обнаженную, ее выставили вон и отдали солдатам, заслужившим награду от своих командиров. Я и сегодня вижу ее прекрасное тело, сжавшееся от боли и стыда. Изнасилованная вавилонскими солдатами и превратившаяся в кусок безжизненной и бесполезной плоти, она была посажена на кол. Но — чудовищная мерзость! — по преступной изощренности ни один из них, от Навуходоносора до последнего лучника, не овладел ею естественным путем! Ах, да падет Божье возмездие на этот развратный и проклятый народ!

* * *

С самых благородных узников и сыновей Седекии заживо содрали кожу, после чего закололи на глазах их отцов. Сам царь не был удостоен смерти. Ему, вопреки обыкновению, не вырвали язык, а лишь пронзили его, после чего он предстал перед победителем. Навуходоносор заставил своего врага опуститься перед ним на колени. Его лицо светилось злорадством. Подрагивание его рук, нервная судорога, искажавшая рот, свидетельствовали о том, что он сполна наслаждается своей местью. Его взгляд был взглядом хищника, готового утолить свой голод.

Ночные хищники — вот какое впечатление всегда производили на меня эти люди из Вавилона. Они испытывают удовольствие, более того — испытывают сладострастие от своей жестокости. Говорят, в давние времена мы могли принадлежать к общим корням. Действительно, за время рабства наши мудрецы обнаружили в халдейском царстве большое количество легенд, напоминающих истории из наших священных книг — о потопе, Вавилонской башне, Моисее…

Однако я не думаю, что наши внутренние устремления схожи. Еврейский народ спокоен, эти же шумливы, наша религия пронизана духовностью, вера этих людей пустыни материальна и груба…

Так вот, Седекия преклонил колени перед царем. Тот в левой руке держал цепочку, продернутую в золотое кольцо, которое было вставлено в язык нашего злосчастного повелителя. Тут Навуходоносор взял из рук палача вилы. Ему хотелось палачествовать самому. Оба острия вил были докрасна раскалены на огне.

— Седикия, — обратился он к пленнику, — я возвел тебя на трон. Ты восстал против меня. Ты не захотел слушать голос пророков, пытавшихся остановить тебя в твоей безумной затее. Я вывел тебя к сиянию света; так пусть же отныне вокруг тебя пребудет полная тьма!

С этими словами Навуходоносор с мастерской точностью вонзил в глаза Седекии два раскаленных острия. Послышался хриплый стон, ибо говорить Седекия не мог. Наш повелитель, более несчастный, чем Иоаким, теперь был еще и слеп!

* * *

Что же касается города, то было решено подвергнуть его разрушению и сожжению. Но не отдавать на растерзание озверевшим солдатам. Приказ исполнил один из знатных царских военачальников — Навузардан[35]. С храма были ободраны его бесценные украшения, колонны и прекрасные изделия из бронзы времен царя Соломона разбиты, а обломки упакованы в мешки для отправки в Халдею. И наконец снесены стены. Каменные блоки скатились с холма в русло Кедрона.

Оставшиеся священники, книжники, люди высшего общества вынуждены были отправиться в изгнание. По дороге люди умирали один за другим, и вскоре в обозе осталось не более восьмисот человек! Жителей предместий пощадили. Им отдали земли изгнанников.

* * *