Конец Вавилона

Так говорит Господь: кто останется в этом городе, умрет от меча, голода и моровой язвы; а кто выйдет к Халдеям, будет жив, и душа его будет ему вместо добычи, и он останется жив.

Советники, полководцы и прочие, кого смущал этот призыв, сетовали: «Пусть он умрет, — говорили они, — ибо своими словами он делает трусливыми руки воинов и народ». В конце концов царь отдал пророка во власть его обвинителей. Те содрали с него одежды, выставив на посмешище мужчинам и девушкам, после чего погрузили в илистый водоем.

Но одна женщина была влюблена в пророка. Она не привлекала его внимания своим кокетством и не давала ему обычных в таких случаях обещаний — пожилого человека подобным не соблазнишь. Но, отдавшись военачальнику, она узнала от него, где находится этот водоем. Под страхом смерти она приказала одному из своих евнухов отправиться туда. Все происходило в пустынной местности недалеко от укреплений, где некогда становились лагерем показывающие фокусы и торгующие безделушками кочевники.

Евнух направился к водоему. По счастливой случайности все стражники были вызваны на позиции, чтобы отразить атаку стенобитной машины, предпринятую Навуходоносором. Евнух окликнул пророка. Сначала тот заставил уговаривать себя, но в конце концов последовал за ним. Он должен был продолжить свою миссию.

Влюбленная в него женщина встретила старика и одела в прекрасную тунику. Спустя несколько дней, ко всеобщему изумлению, он вновь появился на площади и с новой силой продолжил свои обличения. Люди поверили в божественное вмешательство, и пророка на время оставили в покое.

Царь даже тайно призвал его, чтобы порасспросить. Но не сумел вытянуть из него ничего, кроме угроз:

«Если ты добровольно покоришься и выйдешь к князьям царя вавилонского, то жива будет душа твоя и этот город не будет сожжен огнем, и ты будешь жив и дом твой; а если не выйдешь к воеводам царя вавилонского, то этот город будет предан в руки халдеев, и сожгут его огнем, и ты не избежишь от рук их».

Седекия ничего иного и не желал, кроме как последовать этому мудрому совету, но отступать уже было слишком поздно. Пришел голод, нигде не было хлеба…

Сегодня вечером я заканчиваю свой рассказ. Завтра вы узнаете, какая страшная кара должна была обрушиться на Израиль.

* * *

И старик, опередив Виетрикса, отправился на свое ложе. Затем спустились Сопфа и Иза. Однако поэтесса бросила в сторону галла заговорщицкий взгляд, так что тот остался на кормовом баке, вдыхая наполненный ароматами земли ветерок, — галера двигалась вдоль берегов.

Однако Сопфа все не возвращалась, и Виетрикс решил спуститься. Когда он проходил мимо большой каюты, ему показалось, будто он услышал стоны. Не больна ли одна из дам? Он тихонько постучал.

Открыла Сопфа.

— А, это ты, — сказала она. — Представь, эта ревнивица надумала упрекать меня. И я сама отхлестала ее до крови. Целуй мне руки, Иза.

Еще несколько дней назад такая гордая, маленькая египтянка, которой, казалось, Сопфа готова беспрекословно подчиняться, дрожа, приблизилась к госпоже.

— Прости меня, Сопфа, — проговорила она, — прости меня, ибо теперь я люблю тебя больше, чем прежде.

Ее прелестное коричневое тело было все в кровоподтеках от ударов тонким ремешком Сопфы.

— Ах, так ты любишь меня и совсем не любишь мужчин! Ладно! Значит, будешь страдать еще. Чужеземец, возьми ее, я хочу, чтобы ты взял ее у меня на глазах.

Глава VIII ЖЕСТОКОСТЬ И ТРИУМФ ВАВИЛОНА

Назавтра после любви. — Иерусалим, взятый Навуходоносором. — Кары. — Оскверненная и посаженная на кол девственница. — Унижение Седекии. — Его пытка. — Разрушение Иерусалима. — Гордость Иуды. — Тир низвергнутый. — История Априя и Яхмоса. — Полная победа Вавилона.

Хотя нервы столь возбудимого человека, как Виетрикс, были не в идеальном состоянии, он все же считал себя крепким парнем.

Так что он был удивлен, ощутив наутро ломоту в теле. Виетрикс не счел необходимым отказывать дамам в повторных любезностях, о которых они просили, поскольку все очень быстро уладилось полюбовно, как можно было заранее предположить. Иза — маленькая рабыня, с детства привыкшая угождать любым мужским желаниям, — превосходила в этом свою госпожу. Помимо любовной науки, во всем остальном она пребывала в полном неведении. Однако по этой части она была на высоте.

«Подумать только, а ведь в Лютеции я слыл распутником!» — подумал Виетрикс.

* * *

Вечер прошел наилучшим образом. Назавтра ожидалось прибытие на Кипр. Впрочем, взоры троих любовников омрачало облачко меланхолии. Но расставание было неизбежно.

— Осада Иерусалима, — по просьбе всего общества продолжил Нафтали, — длилась не менее полутора лет. Не стану огорчать вас рассказом о наших моральных, а главное, материальных невзгодах за эти нескончаемые месяцы.