Конец света в восемь часов [ранняя редакция]

— Нет… но понимаете, порошок в вашей пробирке — это не совсем генетон.

Профессор быстро приблизил пробирку к глазам.

— Вы лжете… Что это значит — не совсем?

— Я не хотел бы, чтобы вы волновались… Говорят, что у вас больное сердце. Понимаете, я забрал этот порошок.

— А что здесь? Может быть, сахар? — язвительно спросил Фаррагус. — Ну, довольно. У вас есть время, чтобы быстренько помолиться, если вы верующий. Мне это не нужно.

Стрелка часов почти дошла до края. Оставалось десять секунд.

— Нет, это не сахар, это соль, — пояснил репортер. — Пожалуйста, будьте осторожны с пробиркой: в огне сухая соль лопается, не обожгитесь…

Фаррагус рявкнул и сунул пробирку в огонь.

— Только спокойно, спокойно, — говорил репортер как ребенку. — Все будет хорошо… вот видите.

Пошел девятый час. Пламя объяло стекло, порошок в пробирке действительно затрещал. И это все.

— Не взрывается, — простонал профессор. — Негодяй, что вы сделали?

— Я ведь вам сказал. Я подменил эти пробирки.

— Это правда? Когда?

— Минуту назад, когда вы отвернулись. Это я бросил камешек. Вы не беспокойтесь. Генетон наверняка является замечательным открытием, но лучше этого не пробовать.

— Действительно, не взрывается. — Профессор сунул пробирку в самое пламя.

— Никогда не видел, чтобы соль взрывалась, да еще и не очень чистая.

Профессор дышал все громче. Вдруг трубка выпала из его рук и разбилась.

— Вам плохо? — сказал репортер. Он быстро пролез под вагоном на другую сторону путей, изо всех сил толкнул дверь и вскочил внутрь.

Фаррагус издал глухой стон, пошатнулся и упал. Рука его инстинктивно потянулась к карману. Репортер подхватил его, засунул руку в карман профессора и, достав пузырек с лекарством, силой влил ему в рот несколько капель. Через минуту профессор начал дышать спокойнее.

Когда он открыл глаза, то увидел, что рубашка у него расстегнута, а под голову подложено что-то мягкое — пиджак Раутона. Что-то теплое лежало у него на груди. Он всмотрелся: это был котенок. Его положил репортер.

— Ужасно нервный вы народ, ученые, — сказал Раутон. — Ну что, легче стало? Пойдем потихоньку? А может быть, вы расскажете что-нибудь интересное для наших читателей? А потом я сразу к телефону, будет экстренный выпуск. Впрочем, это не обязательно, я что-нибудь за вас придумаю.

— Обокрали вы меня, обокрали вы меня, — шептал профессор, не имея сил подняться. — Уходите… уходите… Какой позор!

Он закрыл глаза и лежал как мертвый. Маленькая слеза показалась в уголке глаза и скатилась на грязный пол.

— Да, обокрал, — деловито сказал репортер, — но мне сдается, что я поступил правильно. Вы это признаете позже.

Он встал.

— Теперь пойдем потихоньку к ближайшей остановке такси, — сказал он. — А этого кота я советую вам забрать. Я бы сам охотно его взял, но у меня уже есть рыбки, а моя жена очень хорошая женщина, но любит немного побраниться и может разозлиться.

— Куда вы дели мой генетон? Что вы с ним сделали? — прошептал профессор, когда репортер помогал ему встать.

— Этот порошок? Никуда я его не девал. Что мне с ним делать? Наверное, подарю моему редактору. Это должно его обрадовать.