Одри. В таком случае вам нужно быть готовым к тому, что её быстро снимут.
Стоун. Почему?
Одри. Ну, как я уже сказала, очень может быть, что она не понравится критикам. Просто из-за темы. Откровенно говоря, если я только не упустила чего-либо существенного, тема кажется мне слишком приземлённой.
Стоун. Простите, не совсем понимаю. Если критикам не понравится пьеса, я должен её снять?
Одри(озадачена). Понимаете ли… нет, конечно…
Стоун. Тогда я не сниму.
Одри. А что если на неё никто не пойдёт?
Стоун. Совсем никто?
Одри. Дорогой мой, и такое случается.
Стоун. Мне как-то трудно поверить, что так-то уж никто и не забредёт в зал.
Одри смотрит на Трента, тот смотрит на неё.
Зимой, например, в театре тепло. Народ будет заходить… Нет, всё-таки я добьюсь, чтобы эта пьеса шла. Решается будущее планеты. Нельзя снять пьесу, где стоит вопрос о будущем планеты!
Одри(закрывает телефонную трубку рукой). Этого человека нам нельзя упускать! (В трубку.) Дорогой мой, думаю, что это один из самых необычных и стоящих замыслов, с которыми я когда-либо сталкивалась. Театру нужны такие продюсеры, как вы. Мой клиент позвонит вам через час. (Кладёт трубку. Поворачивается к Тренту.) А что, если ему действительно что-то известно?
Трент. Что ты имеешь в виду?
Одри. Насчёт планеты. Насчёт её обречённости.
Трент. О господи!
Одри. Послушай, миленький, почему бы не рискнуть? Почему бы не встретиться с ним? Если твоя пьеса сможет каким-то образом предотвратить глобальную катастрофу, что ж!..
Трент. О боже!
Освещение убирается с Одри, но остаётся на Тренте.
(К залу.) Я был, конечно, очень наивен. Что вскоре и понял. Если всё пойдёт по плану, то меньше чем через два часа в номере тысяча двести три мотеля «Сансет» я узнаю, насколько я был наивен. Мне стало известно из надёжных источников… простите… из так называемых надёжных источников, что я на пороге раскрытия тайны. Кто за всем этим стоит? Стоун? Не уверен… Мне сказали, что человек, с которым я должен встретиться, будет в маске. Мне не разрешат записывать его голос на магнитофон. Я нашёл свою золотую жилу.
Слышны шаги. Они замирают. Сирена.
Надо идти.
Свет на Стоуне.
Стоун. Благодарю, что зашли, сэр.
Трент(к залу). Перепроверяй всё по ходу дела! А вдруг меня надули? Если так, то кто? И как?
Стоун. Премного благодарен. Чарльз, что-нибудь выпить! Виски, если желаете, у нас есть.
Трент. Нет, спасибо, ничего не надо.
Стоун. Ну что ж. Значит, только бизнес. Мне тогда тоже ничего.
Трент(к зрителям). Я послушал совета моего литературного агента и позвонил Стоуну, договорившись о встрече на сегодня. И вот я в его апартаментах. Если бы я хотел напиться, то, казалось бы, где, как не здесь? Но я почуял, что мне понадобится свежая голова. Она и так кружилась у меня… Ненавижу лифты. Уж не знаю почему, но каждый раз, как поднимаюсь, не могу избавиться от мысли, что подо мной бездна. Оттого-то стараюсь ходить по лестницам пешком. А Стоун занимал весь последний, сороковой этаж. У каждого неврастеника есть свой предел, а цифра сорок была для меня роковой. Сейчас мир подо мной ходил ходуном. Мне отчаянно не хотелось, но что-то заставляло меня это делать: я глядел вниз из библиотеки Стоуна и через приоткрытое окно видел, как люди на улице раскачивались туда-сюда, как резиновые. Как гуттаперчевые куклы… Здания тоже были будто из резины. И, казалось, плавились в лучах жаркого летнего солнца.
Стоун(приближаясь к Тренту сзади). Прекрасный вид отсюда, с высоты.
Трент(его мутит). Да.
Стоун. Почему бы вам не присесть?
Трент. Спасибо. (К залу.) Я сел мимо стула.
Чарльз, слуга, придвигает Тренту стул. Тот действительно садится мимо него и оказывается на полу в нелепой, смешной позе. Немая сцена. Гонг.
Затемнение
Свет на Одри.