– Да мне насрать, если ты им нужна! Последний раз всегда следующий. Но в этот раз ты не…
Боб запнулся на середине вспышки гнева. Роберт наклонился, приложил ухо к двери. Ничего. Даже осторожной обтекаемой болтовни. Сын и невестка перенесли срач в эфирные выси. Но Роберт не переставал подслушивать. Он слышал, как Элис и Боб кружат по комнате. В какой-то момент – хлопок ладони, подобный пистолетному выстрелу. Элис на обеденном столе злость выместила? Полуминутное безмолвие – и хлопнула дверь.
Спустя секунду вернулся вид гостиной. Боб остался один и смотрел на дверь спальни первого этажа. Несколько мгновений он простоял так, потом обошел гостиную и плюхнулся в любимое кресло. Снял книгу с кофейного столика. Одна из трех физических книг на нижнем этаже – да и та подделка, с динамической компиляцией.
Роберт Гу тихо прикрыл дверь своей спальни и сел обратно в кресло. Поразмыслив, отстучал на виртуальной клавиатуре:
Роберт
Мири находилась в двадцати футах от него по коридору. Почему бы просто не пройтись туда и не постучаться? Или навестить ее виртуально? Может, у него развилась привычка избегать Мири, а может, за словами безмолвной переписки спрятаться легче.
И возможно, не ему одному нужно прятаться. Почти минуту он ожидал ответа.
Мири
Роберт
Мири
На этом сообщение закончилось, но Мири послала вдогонку следующее.
Мири
Еще одна пауза.
Мири
EOF – старомодное обозначение конца файла. Роберт подождал, но больше ничего не получил. Но этот разговор с Мири стал самым продолжительным за два месяца. Что делает маленькая девочка со своими тайнами? А тайны эти явно куда важнее, чем ему казалось. Ей доступны каналы связи лучше, чем у всей цивилизации двадцатого века, но этикет, диктуемый гордыней, не позволяет делиться болью.
У Роберта Гу-старшего не было друзей, но он в них и не нуждался; этим вечером достаточно поводов отвлечься – кризис, томительное напряжение, все такое. Он продолжал краем глаза следить за передней ванной и за дверью в берлогу Элис. Боб все еще читал, но глаза его поминутно перебегали с книги на дверь.
– Профессор, можем ли мы сейчас поговорить?
Голос прозвучал у него за плечом.
Роберт чуть не подскочил на кресле, с такой поспешностью обернулся на звук.
– Господи-и-и!
Это был Зульфикар Шариф.
Шариф отскочил, на его лице написалось удивление.
– Вы бы могли постучать, – сказал Роберт.
– А я постучал, – ответил Шариф с легкой обидой.
– Да-да. – Роберт так и не разобрался со всеми причудами «круга друзей» Эпифании. Он жестом разрешил Шарифу остаться. – Ну что у вас на уме?
Шариф весьма правдоподобно опустился в кресло, не утонув в нем.
– Ну, я надеялся, что у нас будет время просто поговорить. – Он подумал. – В смысле, продолжить разговор о ваших «Тайнах веков».
Внизу по-прежнему все без движения.
– …Хорошо. Спрашивайте. –
– Гм… Я не знаю. – Жалобно-забывчивый Шариф? Но тут аспирант внезапно встрепенулся. – Ага! Я надеялся в своей диссертации проследить баланс между красотой выражения и красотой правды, на которую оно намекает. Разделимы ли они?
– Зульфи, вам бы уже следовало понять, даже если вы сами и не создаете стихов, что эти понятия нераздельны. Красота помогает зафиксировать правду. Прочтите мою статью в «Каролинговском»…
Бла-бла-бла. Шариф старательно кивал.
– А могут ли, по-вашему, исчерпаться обе составляющие вследствие их связи друг с другом? Красота и правда, я имею в виду.