– Кинь на землю, – посоветовал я, а потом поднял тяжелый замшевый мешочек, внимательно следя за руками воришки, но тот лишь баюкал окровавленную ладонь. Когда-то мне было бы его жаль, я бы подумал, что он беден и что ему некуда отправиться, но с тех пор миновало немало времени, и я уже знал, что подобные ему обычно просто предпочитают красть, чем делать что-либо иное, и что он убил бы меня не раздумывая, потому что он в том возрасте, когда сперва что-то делают, а только потом думают, да и то совсем необязательно.
– Сними кольца, и тогда я не выдам тебя страже, – процедил я.
Забрал их, спрятал в мешок и ушел. Нож второго не стоил ничего, это был просто расклепанный плотницкий гвоздь, пусть и заточенный, словно бритва брадобрея, а потому я просто сломал клинок, всунув между каменной дверью и косяком.
От базара меня отделяли несколько десятков шагов, и я преодолел их почти бегом, потому что боялся за собственную корзину путника, но оказалось, что та стоит, где и была, и я направился в сторону толпы, где богач скандалил со стражниками. Младшего воришки уже и след простыл, поскольку при нем ничего не нашли. Когда он обрезал кошель, перебросил его в другую ладонь, прикрытую полой кафтана и сразу же швырнул его в сторону, где мешочек подхватил пробегавший мимо другой парнишка. Я не заметил, кто именно его схватил, но знал, что в безопасном закоулке он уже окажется за пазухой старшего.
Я склонился, держа мешок на вытянутой ладони, чтобы не было сомнения, будто я намереваюсь его присвоить.
– Кажется, это принадлежит тебе, – сказал я. – Они пробегали мимо. Мне удалось вырвать мешочек, но они сбежали.
Обворованный прекратил спорить со стражниками и ошеломленно глянул на меня.
– Ты отобрал у вора кошель, а теперь отдаешь? – уверился он таким тоном, словно недослышал и не разглядел.
– Я знаю, каково оно – остаться обворованным, – пояснил я. – Я и сам странник, обладаю немногим, но чужого мне не нужно.
– Тебе надлежит воздать за сделанное, – заметил один из стражников. – Саду нужны честные и благородные люди.
Богач кивнул.
– Такие поступки следует вознаграждать, – согласился он. – Я мог нынче понести серьезную потерю, странник.
– Мне не нужны деньги, – сказал я ему. – Но я попрошу у тебя взамен нечто настолько же ценное. Несколько советов, как мне жить в таком месте.
– Ты не хочешь моих денег? – повторил он неуверенно, словно не понимая, радует это его или оскорбляет – или же нужно в этом видеть какую-то хитрость.
– В моем положении совет дороже серебра, – вздохнул я. – А поскольку ты мне кое-что должен и выглядишь именитым мужем, ценящим свою честь, я знаю, что ты дашь мне наилучший из возможных советов.
– Хорошо, – ответил он. – Пойдем в корчму, где я поставлю тебе кувшин морского меда и отвечу на твои вопросы.
Он повел меня улочками между стенами и тесно сбитыми каменными домами со стрельчатыми крышами, пока мы, преодолев довольно крутую лестницу, не взошли на более высокий уровень крепости к еще одному ряду домов, украшенных колоннами, ступенями и балконами. Улица, что тянулась вдоль фронтонов домов, была узкой и подступала вплотную к зубчатому краю стены, за которой были видны крыши нижних домов, базар и рыбачий порт, пирсы и мачты колышущихся кораблей, а еще дальше – море.
В Ледяном Саду я не видел неухоженных и бедных домов, ничего сколоченного на скорую руку, что делают бедняки. Все дома здесь построены были из камня, однако я не видел ни стыков, ни кирпичей, во всех окнах было настоящее стекло, стоящее безумных денег, а порой даже цветное. Все дома гордо выставляли украшения из камня, колонны и балюстрады. На что бы я ни взглянул, все казалось мне совершенно новым и неиспользованным. Так было и у самого порта, так было и здесь, но чувствовалось, что тут, на верхнем уровне, вознесшись над запахами рыбы, мяса и гниющих овощей, которые расточал любой базар, над площадью, где морской бриз разгонял дым из угольных печек, на которых пекли грошовые закуски и где из своего окна можно было глядеть прямиком на море, обитают довольно богатые жители крепости.
У корчмы была собственная вывеска у входа, на цепях, с названием, выжженным на доске угловатыми знаками Мореходов. Под стенами стояли дубовые столы, а один был выставлен на самый бастион под стенами крепости. День был теплым, потому сидели мы именно там, глядя на море и порт у наших ног. Корчмарь, с тряпкой, заткнутой за пояс, принес нам большой глиняный кувшин и оловянные, мастерски сделанные кубки. Сам кувшин был раскрашен, благородной формы, носик сделан в виде клюва цапли и заткнут серебряной пробкой, а мой собеседник сразу же заплатил за него серебряным пенингом.