Конец пути

Он кричал мне, а потом я понял, что кричит он на языке Побережья Парусов:

— Барабан! Фьольсфинну, запускай, когда будешь готов! Подрывай лед! Я выдержу не больше чем десять минут!

— Десять чего?!

— Половина малой водной меры! Половина пальца свечи, perkele! — орал он.

Я сомневался, что ритм сигнального барабана пробьется сквозь ужасный шум, встававший под небо, на котором пылало маленькое, ядовитое солнце, сплетенное из молний, а потому я молотил в кожу раз за разом, отсылая сообщение языком барабанов.

Все четыре башни переталкивали друг другу водопады огня, город трещал в своей основе, а я молотил в барабан.

Деющие сражались на башнях и метали молнии…

Что мы могли сделать?

Этот грохот был прерывист. Небо рассыпалось на кусочки сериями потрескиваний, а потом по нему прокатывался глухой раскат, и я услышал вдалеке стремительный перебор:

Понял, понял, понял… — быстрый и короткий ритм.

— Он понял! — крикнул я во все горло.

— Убегай отсюда! Скажи им, что со всех сторон к башне идут мертвые! Удержите их любой ценой! Хотя бы немного! Сейчас все закончится! Береги Сильфану, закрой ее в башне, если понадобится! Убегай и помни обо мне! Давай! Сваливай! Исполнять!

Он все время толкал небо, скользя по полу террасы, а я почувствовал словно бы сильный порыв ветра, который вдавил меня в башню и захлопнул дверь.

Я ударился всем телом и уперся в пол, но ничего не удалось. Впрочем, там ведь перебрасывались молниями Деющие.

Что я мог сделать?

Я стоял в клетке опускающегося лифта, которого я боялся и не мог вынести, но я не знал, где тут ступени. К тому же по лестнице я спускался бы целый день.

Продолжалось это довольно долго, но я был этому рад, поскольку мог прийти в себя. Прежде чем я спустился вниз, я перестал трястись, хотя и не был уверен, смогу ли говорить.

На первом этаже я сразу же вынул меч и выскочил на подворье. Меня тотчас окружили, дергая за куртку и задавая множество вопросов.

— Он… там… на башне… они сражаются… Деющие… — выталкивал я из себя. — Идут мертвые! Мы должны их задержать! Не пройдут… К оружию!

Это последнее я выкрикнул резким голосом командира. Они сразу же развернулись во все стороны, срывая со спин щиты и выставляя мечи.

Мы были Ночными Странниками. Мы умели делать то, что не умели другие. Исчезать в темноте, в снегу и листве. Взбираться по гладким стенам скал, открывать затворенные двери. Убивать скрытно, бесшумно и быстро, словно змеи. Мы умели внезапно ударять и исчезать.

Но в столкновении с не ведающими боли, нечеловечески сильными воинами, которые должны использовать всю силу жизни до следующего дня, когда единственным способом убить противника было отрубить ему голову — мы были не больше неполного хона пехоты.

Всего лишь. Даже не хон — нас осталось семеро, поскольку Ньорвин был подле Фьольсфинна, чтобы объяснять ему то, что говорит кирененский сигнальщик. Как и Братья Древа, которые были Ночными Странниками. Они сражались под Башней Воронов, охраняя Фьольсфинна.

Над нами гремело и трещало небо, сияло отвратительное солнце Деющих из молний.

А потом затворенные ворота на площадь разлетелись в щепки.

Ворвавшиеся не искали и не спрашивали дороги — они прекрасно знали, где башня.

Только у троих из нас еще были арбалеты и стрелы.

Остальные могли разве что защитить их строем из небольших щитов разведчиков.

Времени хватило на один залп. Точный. Трое мертвых упали на бегу на брусчатку с разбитыми черепами, напоминавшими растоптанные дыни на рынке.

— За Н’Деле! — орали мы, выхватывая мечи. — Огонь и Древо!

Наверху Ульф в одиночестве отталкивал молнии, ему нужно было время.

Мы были лишь горсткой легкой пехоты, защищающей вход в Башню Шепотов.

Что мы могли сделать?

Мы стояли за щитами, а оставшиеся позади сражались как могли — в такой-то тесноте.

Грюнальди перерубил топором голову мертвого Змея вместе со шлемом, но острие застряло где-то между челюстями, и вырвать его не удалось.

Мы столкнули их со ступеней, один свалился, и Спалле ударил его в шею, но перерубить хребет удалось только после второго удара. Их было много, они не чувствовали боли или усталости, им не нужно было пить или дышать.

Мы рубили, резали, пинали и били щитами. Их было десятки, но на каменных, заслоненных балюстрадами ступенях на нас могло нападать лишь несколько, а мы были Ночными Странниками, потому скоро перед воротами лежала кипа обезглавленных тел.

Вверху шла битва Деющих, и пылало небо.

Тут, внизу, живые сражались с умершими.

Ульфу нужно было некоторое время.

Нам нужны были силы.

Первым погиб Варфнир. Умерший прыгнул сбоку на балюстраду, а мой брат Ночной Странник ткнул в него мечом — и это была ошибка, поскольку тот ухватился за меч и за руку Варфнира, а потом стянул его за балюстраду с такой силой, что Варфнир вылетел в воздух. Когда он упал, те принялись его рубить, а я рычал от ярости и боли, кто-то держал меня за панцирь — я хотел бежать ему на помощь, хотя было уже поздно. Поздно для всего.