Читаем Конец ордена полностью

И не было больше Селафиила. Оставался только орденский архангел Колобуил, обреченный, как и было сказано двести лет назад магистром Прошкой, на одиночество. Начиналась еще одна его новая жизнь..

<p><strong>БЕЗ НАЗВАНИЯ</strong></p>

…Но, архангел, одиночество твое – и лучшая тебе награда, ибо страшиться можешь лишь за себя самого.

Из "Катехизиса…"

И опять, когда вставлял ключ в замок, услышал, как за дверью беснуются тролли. Значит, Колобуил успел за это время у него побывать. Впрочем, Виктор Арнольдович и с самого начала знал, что разбивать пластинку не выход – неминуемо появится новая. Да если б и не было пластинки, она все равно звучала бы у него в ушах. Вопрос был в том, откуда Колобуил мог знать, что у него, у Виктора Арнольдовича, с этой пластинкой связано. Казалось, что, если бы он это понял, то и Колобуила смог бы выявить. Однако никакие мысли на сей счет в голову пока не приходили.

Выключив проигрыватель, Серебряков заглянул в стенной шкаф. Как он и ожидал, конверта с райским яблочком на полке не было. Стало быть, его послание уже у Колобуила. Теперь интересно, что он ответит и когда.

Виктор Арнольдович взглянул на часы. Было уже шесть вечера, а Наташа, помнится, обещала вернуться из библиотеки в пять. Что ж, могла и задержаться. Серебряков сейчас чувствовал не столько беспокойство за нее, сколько пустоту в доме, от которой за время, что Наташа жила у него, он как-то уже отвык.

Значит, успел к ней привязаться. А ведь Прошка – Уриил Второй предостерегал архангелов Ордена от подобных привязанностей.

Когда-то, очень давно, с ним уже было такое. Тогда пришлось отрубить – как по живому топором. Но сейчас Виктор Арнольдович не знал, сумел бы он или нет снова так же поступить.

Пожалуй – едва ли…

Когда же это было?.. Уже четверть века назад. Ну да, в тридцать седьмом.

Как это ни странно, он продолжал жить один в четырехкомнатной квартире на Мясницкой. Видимо, немалыми были заслуги Арнольда Ивановича перед властями, раз и после его гибели квартиру не стали уплотнять.

Недавно Виктор поступил на экономический. Такова была воля Арнольда Ивановича. Когда-то Виктор сказал ему, что хотел бы – на медицинский: во всем хотелось брать пример с Селафиила. Однако тогда же Арнольд Иванович вдруг воспротивился: мол, на уровень фельдшера он его, Витьку, и без того обучит, а времена сейчас такие, что быть доктором небезопасно (оно и подтвердилось вскоре шумными процессами). Совсем иное дело, рассуждал Арнольд Иванович, экономика: считай себе чужие денежки, только внимательно считай, не ошибись – и цел будешь. А ежели вдобавок не простая экономика, а международная, то есть к тому же шансы побывать за границей, хотя для остальных страна закрыта на замок, и для орденских дел такая возможность может иногда оказаться далеко не бесполезной.

Происхождение у Виктора теперь получалось никак не рабоче-крестьянское – хоть и сирота, хоть и состоял в комсомоле (когда-то по настоянию того же Арнольда Ивановича вступил), а все же докторский приемный сын, так что, почитай, из гнилой интеллигенции, и пробиваться ему пришлось на одно из двух всего, отпущенных в институте для интеллигентской "прослойки" мест.

Поступил, прорвался. Хорошую, видать, науку прошел у покойного Арнольда Ивановича.

Вот тогда-то все и началось. Потому что на втором "прослоечном" месте оказалась его соседка по Мясницкой, дочка инженера Рита Дробышева, девушка удивительной красоты, с длинной русой косой и голубовато-серыми, как утреннее небо, глазами. Виктор и раньше ее видел на улице, и все подмывало к ней подойти, но все как-то не хватало смелости. А тут…

Произошло все как-то настолько быстро, что даже почти ускользнуло от сознания. А быть может, потом, после того, что случилось, просто больно было вспоминать обо всем, что связано с ней…

Но сейчас, ожидая Наташу, Виктор Арнольдович почему-то вспоминал…

Так вышло, что уже через месяц Рита жила у него, в квартире на Мясницкой. Боже, он прожил уже столько жизней, обрывавшихся, как хвост у ящерицы, он был мазуриком Федулой, он был благополучным Виктором, он был беспощадным архангелом Колобуилом, он довольно много знал о жизни, но вот любви настоящей не изведал пока. На какое-то время даже Орден почти исчез из его памяти, была только эта девушка с большими серыми глазами, вдруг заполонившая весь его мир целиком. Все орденские дела казались какой-то нестоящей суетой рядом в этим, захватившим его внезапно. Было как сон, живой, яркий, ласковый сон, не дающий ворваться в него сумрачной яви.

Но окружавший мир был суров, и явь не могла когда-нибудь не вторгнуться в этот их безоблачный сон.

Однажды Рита пришла, заплаканная: отца нынче арестовали… Обычный по тем временам приговор не заставил себя ждать: высшая мера.

Перейти на страницу:

Похожие книги