Чтобы дать себе время на раздумье, Монсон начал рассказывать, как он и его семья вернулись сюда в 1984 году. Он сослался на то, что Малин предложили хорошую работу и что дети очень хотели домой; это, конечно, было правдой, но Монсон умолчал, что Юхана и Якуба травили в школе. Другие дети издевались над ними, говоря, что их отец — никудышный полицейский. Потом он перешел к событиям восемьдесят шестого: тогда у него нашли рак толстой кишки, он лечился и выздоровел. И решил вести другой образ жизни и сменить профессию.
— Так вы больше не полицейский? — спросила Вера, изучающе глядя на него. Монсон тут же узнал этот взгляд, хотя в последний раз видел его много лет назад.
— Нет. Я работаю в досуговом центре. Здесь, в Мьёльбю. Хорошая работа. Не бессмысленная.
Он потянулся за очередным куском кекса — лишь бы не смотреть ей в глаза. Белла энергично мела хвостом пол.
— В прошлом году я ушел на досрочную пенсию и вот — занимаюсь теперь домом. Дважды в неделю отвожу внуков в садик и хлопочу вокруг Малин, когда она возвращается с работы. Мы любим играть в гольф.
Он основательно откусил от кекса. Даже не успев проглотить, почувствовал, как протестует желудок.
— Ну а ты, Вера?
— Вероника, — поправила она. — Я сменила имя, когда уехала из дома.
Монсон слушал ее рассказ. Работа, учеба за границей, живет в Стокгольме, стала психотерапевтом. Слушал внимательно, кивал и поддакивал в правильных местах. Но ему все время мешало ее поразительное сходство с матерью.
Кекс уже остыл, а Белла убежала к себе в корзинку, когда они заговорили о Билли. Монсон успел собраться с мыслями. Заготовил стандартные ответы типа тех, которые выдавал особо настойчивым журналистам: полиция считает дело Билли раскрытым, и хотя он, Монсон, конечно, разочарован, что до суда над преступником так и не дошло, но тем не менее давным-давно оставил все в прошлом.
Он говорил гостье все это и еще кое-что, стараясь, чтобы слова звучали искренне и убедительно. И одновременно наблюдал за выражением ее лица. Искал на нем признаки злости или желания обвинить его. К своему облегчению, ничего подобного он не увидел. Вероника лишь слегка улыбалась и несколько раз сочувственно кивнула, так что Монсон решил, что опасность миновала. С облегчением констатировал, что зря тревожился, что она явилась сюда не за тем, чтобы призвать его к ответу.
И тут Вероника задала вопрос, который застал его врасплох.
— Как по-вашему, Томми Роот действительно убил моего брата? — тихо спросила она. Только и всего, но Монсон за долю секунды совершил путешествие во времени. Назад в Сконе, в Рефтинге, в то проклятое лето.
Глава 48
Лето 1983 года
Он стоял на заднем дворе полицейского участка. Уличные фонари уже зажглись, но тот, что должен был освещать двор, не работал, и вход в арестантскую тонул в полутьме. Было душно, приближалась гроза. На горизонте сверкали молнии.
Монсон держал связку ключей Роота. Сунул палец в кольцо и крутил. Один ключ от насосной, два — к каким-то дверям на подворье. Четвертый — от красного «амазона», машина стояла тут же, чуть поодаль, у забора. Еще на связке имелся обломок рога косули, в котором Роот просверлил две дыры. Рог был блестящим, его отполировали соседние ключи и жесткие пальцы хозяина. На конце рога болтался пятый ключ; ни Монсон, ни городские следователи не смогли определить, какой замок он отпирает.
Монсон в который раз принялся рассматривать этот типичный безликий ключ. Такой может подойти к какому угодно висячему замку, на что и указали ему Буре и Борг. В каком-то смысле они были правы, когда говорили, что люди всегда хранят ключи. Они нашли в доме целую связку, пусть Монсон их все испробует, пожалуйста, они не против. Если, конечно, в разгар расследования убийства он желает сосредоточиться именно на ключах.
Монсон понимал, что они имеют в виду. И все же что-то в этом неопознанном ключе не давало ему покоя. Другими ключами с этой связки Роот пользовался ежедневно. Важные ключи, которые он решил всегда носить с собой. А к ключу от висячего замка он еще и прицепил самодельный брелок, словно чтобы выделить его. Это должно что-то значить. Просто обязано.
Двери арестантской открылись, и оттуда вразвалку вышел Томми Роот. Он нес пластиковый пакет со своими пожитками; вытащил сигарету, сунул в рот. Монсон молча наблюдал за ним. Он был рад, что не поддался порыву избить задержанного. Может, он и никудышный полицейский, в этом городские правы, но все же не настолько дурной человек.
Роот закурил, остановился рядом с ним и затянулся. Выдул дым в сторону. Монсон машинально проводил взглядом облачко дыма, и ему показалось, что в темном окне полицейского участка что-то движется. Наверное, кое-кто из служащих не смог удержаться и подсматривает теперь за тем, как происходит немыслимое: они выпускают на свободу убийцу ребенка.
— Прошу. — Монсон протянул связку ключей, зажав тот, что был от висячего замка, между большим и указательным пальцем. Когда Роот потянулся за связкой, Монсон не отпустил ее.
— Этот от какого замка?