— Ты никакая не обманщица, Дина. Ты никогда не вела себя подобным образом. Мы всего лишь попали в трудное положение, и сейчас мы должны найти достойный выход. Это нелегко, но это будет честно. Мы всегда поступали честно. Я люблю тебя сильнее, чем кого бы то ни было в своей жизни. Я хочу, чтобы ты помнила об этом всегда. Если ты когда-нибудь захочешь вернуться, я всегда буду ждать тебя тут. Всегда. Даже когда мне стукнет девяносто три года. — Он попытался вызвать у нее улыбку, но из этого ничего не вышло. — Давай договоримся сейчас кое о чем другом.
— Что? — Она все еще злилась, когда подняла на него глаза. Она ненавидела Марка Эдуарда, но более всего она ненавидела себя. Она должна сделать аборт. Сделать что-то, чтобы иметь возможность оставаться с Беном. Или, может быть, он смирился бы с существованием ребенка от Марка Эдуарда, если бы она рассказала ему всю правду с самого начала. Но она знала, что никогда не сможет рассказать ему об этом. Он никогда не понял бы ее.
— Ну хватит. Я хочу, чтобы мы договорились кое о чем. Я хочу, чтобы мы дали друг другу обещание не упоминать, что у нас имеется «всего лишь одна неделя». Давай просто жить каждый день, любить каждый день, наслаждаться каждым мгновением, и спокойно встретим час разлуки, когда он наступит. Если же мы будем говорить только об этом, мы испортим себе оставшееся у нас в запасе время. Ну как тебе такой уговор? — Он взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал в губы, и в этот момент волосы, схваченные узлом у нее на макушке, мягко упали сверху ей на лицо. — Уговор?
— Уговор.
— Отлично. — Он ласково посмотрел на нее, поцеловал ее еще раз и вышел из комнаты.
Через час они отбыли в Кармел, но трудно было не заметить происшедшую перемену. Все теперь казалось не таким, каким было прежде. Их время почти закончилось, и что бы там ни говорили, они оба это прекрасно понимали. Конец был уж очень близок. Лето катилось к своему горьковато-сладкому закату.
Глава 24
— Ты готова, моя дорогая? — Была полночь. В ночь с понедельника на вторник. День Труда. Он уже завершился. Пора отправляться домой. Она в последний раз окинула взглядом гостиную, потом молча взяла его руку. Свет был уже потушен, женщина на пляже на картине Уайета прятала свое лицо в лунном свете. Покидая этот дом, Дина в последний раз взглянула на нее. На улице было прохладно, а на небе полно звезд, и ярко светила луна.
— Я люблю тебя. — Они переговаривались шепотом, когда она тихо уселась в машину. Он коснулся ее лица и затем поцеловал ее.
— Я тоже тебя люблю. — Они оба улыбались, сейчас и впрямь им не о чем было печалиться. Все эти дни их связывали чувства радости, умиротворения и любви, которые вряд ли кому-либо из них удавалось испытать в жизни; и между ними было что-то такое, чего никому бы не удалось у них отнять. Это принадлежало только им. На всю оставшуюся жизнь. — Ты счастлива, так же, как и я, Дина? — спросил он. Она кивнула, продолжая улыбаться. — Я понятия не имею, почему я чувствую себя так чертовски здорово, за исключением того, что это ты делаешь меня таким счастливым, и ты всегда будешь приносить мне радость. Что бы ни произошло.
— Ты для меня значишь то же самое. —
— О чем ты думаешь?
Они отправились в обратный путь в Сан-Франциско, рассчитывая добраться туда к двум часам дня. На следующее утро они встанут поздно, а затем после завтрака он отвезет ее домой. Марк должен был появиться во второй половине дня. Во вторник, в три часа. Это было все, что можно было узнать из отправленной им телеграммы. Маргарет прочитала ее содержание Дине по телефону, когда та позвонила к себе домой, чтобы удостовериться, что дома все в порядке. Во вторник, в три часа.
— Я спросил тебя, о чем ты думаешь?
— Минуту назад я раздумывала о том, что была бы очень не против заиметь от тебя сына. — Она улыбнулась куда-то в ночь.
— А моя дочь? Ты бы не хотела и ее? — Они оба улыбнулись.
— И сколько же ребятишек ты планируешь иметь?
— Какое-нибудь круглое число. Может быть, двенадцать. — В этот момент она засмеялась и прилегла на его плечо, пока он вел машину. Ей вспомнилось, как он произнес эти слова в первый раз в то утро после ее выставки. Интересно, будет ли еще когда-нибудь подобное утро в ее жизни?
— Я довольствовалась бы двумя.
Он не мог выносить эти временные формы, с помощью которых она выражала свои мысли. Это напоминало ему о том, о чем он не хотел знать. Даже вспоминать. Только не сегодня вечером.
— Так когда же ты решила, что ты все-таки не слишком стара?
— Я до сих пор думаю так же, но… так легко помечтать.