— По этой и по другим причинам. Это не имеет значения, почему. Просто я остаюсь, и все. — Она посмотрела на него снова с мучительным выражением на лице. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — Но он только неотрывно смотрел на нее, затем в полном молчании вышел из комнаты. В какой-то момент его шаги раздавались в гостиной, а затем она услышала, как он изо всех своих сил хлопнул дверью, ведущей в спальню. Некоторое время она все еще стояла в кухне ошеломленная, дивясь тому, что произошло. Она понимала, что должна уйти сейчас. Не будет никакой поездки в Кармел. Но все ее вещи остались в той комнате, в которой он заперся. У нее не было другого выхода, кроме как ждать, пока он не появится оттуда. В конце концов он вышел через час. Он стоял в дверном проеме с покрасневшими глазами и казался обезумевшим от всего услышанного. В какой-то момент она точно не была уверена, был ли он чрезвычайно зол или просто сильно огорчен.
— Я хочу уточнить, о чем ты мне тут говорила, Дина? Что все кончено?
— Я… нет… я… ох, господи! — На мгновение она опять подумала, что может упасть в обморок, но она не могла, только не сейчас. Она сделала два глубоких вдоха и присела на самый край кушетки, так что ее длинные, стройные, голые ноги грациозно свешивались вниз. — У меня есть неделя.
— И что потом?
— Я исчезаю.
— И снова возвращаешься к своему одинокому существованию? К жизни внутри себя и для себя? В эту гробницу, в которой ты жила, даже теперь, когда с тобою рядом нет Пилар? Как ты можешь так с собою поступать? — Слова давались ему с трудом.
— Наверное, это как раз то, что я должна сделать, Бен.
— Я не понимаю. — Он было собрался вернуться в спальню, но остановился, повернувшись к ней лицом. — Дина, я говорил тебе… Я говорил, что это, может быть, всего лишь на одно лето, и… Я все пойму. Именно это я и говорил. Я не имею права брать сейчас свои слова обратно. Не так ли?
— У тебя есть все основания для того, чтобы ненавидеть меня или быть очень, очень на меня обиженным.
Она заметила, как из его глаз хлынули слезы, и почувствовала, как они потекли из ее глаз тоже, но при этом он ни разу не моргнул, когда смотрел на нее.
— Я очень зол и обижен. Но это только потому, что я тебя очень люблю.
Она кивнула, но больше не могла произнести ни слова, снова вернувшись в его объятия. Казалось, прошли часы, прежде чем они смогли оторваться друг от друга.
— Мы поедем сегодня в Кармел? — Он лежал на животе, разглядывая ее лицо. Она только что очнулась от короткого сна, продолжавшегося не более трех часов; на часах уже было почти пять. Он ни разу не появился в галерее — он сказал, что будет отсутствовать целую неделю и что Салли придется все держать в своих руках. — А чего бы тебе сейчас действительно хотелось?
— Быть с тобой. — Она произнесла это торжественно, но с легкой, счастливой улыбкой во взгляде.
— Везде, где бы то ни было?
— Везде.
— Тогда поехали на Таити.
— Я предпочитаю поехать в Кармел.
— Серьезно? — Он провел пальцем от ее бедра по ноге. Она улыбнулась.
— Серьезно.
— О'кей, тогда поехали. Мы можем там на месте и поужинать.
— Разумеется. В Париже сейчас два часа утра. К тому времени, когда мы будем ужинать, я уже буду готова позавтракать.
— Иисус. Я как-то не подумал об этом. Ты ведь полумертвая от усталости? — Она действительно выглядела очень утомленной, но в то же время казалась сейчас не такой бледной.
— Нет, мне хорошо, я счастлива, и я люблю тебя.
— Ну уж, по крайней мере, не так сильно, как люблю тебя я. — Он взял ладонями ее лицо и приблизил к себе. Ему хотелось целовать ее, обнимать ее, касаться ее, чтобы она принадлежала только ему настолько, насколько это было в его власти за те несколько дней, которые им оставалось провести вместе. Тут что-то пришло ему в голову. — Как насчет твоей работы?
— А что моя работа?
— Мы еще будем работать вместе в галерее? Будем ли мы, то есть я, представлять твои работы? — Он хотел спровоцировать ее, чтобы она ответила — конечно, но в течение некоторого времени она не проронила ни слова. Тогда он все понял.
— Я не знаю. Там будет видно. — Но как они смогут продолжать встречаться? Как она сможет пойти к нему в галерею через несколько месяцев, когда она располнеет, вынашивая ребенка от Марка Эдуарда?
— Все в порядке, — сказал он. — Не бери в голову.
Но сейчас в его глазах отразилась такая боль, что для нее стало невыносимо выдерживать этот взгляд. Она разрыдалась. Казалось, что для нее это стало уже привычным.
— Что случилось, любимая?
— Ты начинаешь думать, что я похожа на нее — что я такая же обманщица, как и она, та молодая женщина, на которой ты был женат.
Он опустился на пол на колени рядом с ней.