Конец крымской орды

– Сделаю, государь. – Скуратов повернулся к ханскому посланнику. – Чего ждешь, мурза? Или помочь тебе выйти? Это мы с великой радостью.

Посланец сжал зубы, повернулся и направился к выходу.

Скуратов выпроводил посольство из Кремля, приказал опричному отряду сопроводить его за город без остановок.

После этого он вернулся в залу и спросил:

– Не слишком ли грубо ты обошелся с посланцем Девлет-Гирея, государь? Он аж задыхался от ярости.

– Плевать я на него хотел. А грубо говорил намеренно. Девлет впадет в ярость, когда этот посланец поведает ему о приеме в Кремле. Вместе с тем такое мое поведение зародит смуту в его душе. Если у хана еще осталось что-то от нее. Он не сможет понять, отчего вдруг так повел себя русский царь. Пусть призадумается, поломает голову.

Скуратов улыбнулся.

– А ведь ты прав, государь. Хан будет изумлен, не поймет, почему ты так обошелся с его посланником. Побежденные ведут себя иначе. Настроение ты ему подпортишь, и это хорошо.

– Значит, одобряешь?

Хитрый Скуратов уловил нотку иронии в словах царя.

– Извиняй, государь, не мое дело оценивать твои деяния. Само вырвалось.

– Ладно. Из-за этого крымчака сегодня уже не поедем. Отправимся завтра после утренней молитвы.

– Да, государь.

– Ступай.

На следующее утро царский поезд двинулся в Великий Новгород.

Глава 5

Трое всадников в легких доспехах продрались сквозь кустарник и вышли к неширокой мелкой речушке с песчаным дном и зыбкими берегами.

– Лопасня, – произнес князь Дмитрий Иванович Хворостинин. – По течению выйдем к Сенькину броду.

Михайло Бордак согласно кивнул и сказал:

– Да, до переправы, хорошо известной крымчакам, отсюда недалеко. Лопасня идет вдоль Оки и скоро свернет к ней. Там и брод.

– Василь, передай наказ десятнику Огневу, дабы прислал сюда двоих ратников, остальные пусть отдыхают. Поглядим, что в этом году с перелазом, – проговорил Хворостинин, и Парфенов отъехал за кусты.

После смотра берегового войска в Коломне передовому полку воеводы Андрея Петровича Хованского было наказано идти в Калугу. В это же время большой полк Михаила Ивановича Воротынского встал в Серпухове, полк правой руки Никиты Романовича Одоевского пошел в Тарусу, сторожевой полк князя Ивана Андреевича Шуйского направился к Кашире. На оборону Москвы Воротынский оставил Юрия Ивановича Токмакова и Тимофея Шуйского.

Передовому полку особым наказом царя придавалась и дружина Бордака.

Его первый воевода Андрей Хованский повел по дороге четыре с половиной тысячи ратников, в том числе смоленских и рязанских стрельцов, а также донских казаков. Второй же, князь Хворостинин, с отрядом Бордака получил наказ идти по Оке для осмотра перелазов, бродов, проверки несения службы пограничными сторожами и станицами, размещенными согласно боярскому приговору по береговой линии.

Появился Парфенов с ратниками первого десятка Данилой Кузьминым и Игнатом Терниным.

Хворостинин сказал им:

– Пойдем до впадения речушки в Оку. Там Сенькин брод. Вам, ребята, надо будет пройти с конями по нему туда-сюда, поглядеть, сможет ли одолеть его рать в несколько тысяч басурман.

Старший ратник Тернин кивнул.

– Сделаем, князь. Эка невидаль, перелезть через реку.

– Ну и хорошо.

Вскоре небольшой отряд вышел к месту, где Лопасня впадала в Оку, ширина которой здесь составляла саженей сто – сто двадцать. Вода рыжая от песка. Это объяснялось тем, что сама Лопасня имела глубину в локоть, но текла быстро и выбрасывала в большую реку много песка.

Воины спешились.

Хворостинин указал на Лопасню.

– Вот он, брод. Раздевайтесь, ребята, и в воду. Переходить так, как это делают татары. Одежу, доспехи, оружие на спины коней.

Опричники выполнили наказ, разделись, поежились.

Первым в воду зашел Тернин, тут же выскочил на берег и заявил:

– Ух ты, вода, как в проруби. Чего она холодная-то такая?

Парфенов усмехнулся и объяснил:

– В Лопасне, особенно здесь, в устье, родников много. Оттого и вода студеная. Да и на дворе не лето, апрель месяц.

– Околеть можно.

Хворостинин улыбнулся.

– Ничего, ратник, исполняй наказ, а замерзнете, я вас чашей пенника отогрею после. Отправляйтесь!

Тернин взглянул на Кузьмина.

– Идем, Данила.

Тот зашел в воду и ахнул.

Однако воины двинулись вперед, держа коней за поводья.

Первые саженей пятьдесят вода не доставала и колен. Кони вели себя спокойно. Еще саженей двадцать было по пояс, десять – до плеч, а вот далее воинам пришлось плыть. Сильное течение снесло их саженей на двадцать. Там они вновь вышли на мелководье, а затем и на берег, оставили коней, побежали.

– Чего это?.. – спросил десятник Огнев, подошедший к вельможам.

– Греются, – с усмешкой ответил Бордак. – Тут не баня, попробуй воду.

– Да знаю, что студеная, иначе не стали бы Данила с Игнатом летать по берегу как ошпаренные.

Согревшись, опричники переправились обратно, оделись, подтянули подпруги коней и предстали пред Хворостининым.

– Ты, князь, сам все видел, – сказал Тернин. – Переправиться тут можно. Крымчаки это сделают, даже коней расседлывать не станут. Одно непонятно.

– Что именно, воин?

– Почему такое место без должной охраны?