На этот раз в его голосе сквозили начальнические нотки. Начальник секретной части был недоволен работой субинспектора. По его мнению, сведения о Левите, предоставленные мне секретной частью, достаточно убедительно свидетельствовали о том, что не следует тратить напрасно времени на этого нэпмана. Более того, приказчик Богоявленского показал, что ни Богоявленский, ни Лохтина никогда этой фамилии не упоминали. Казалось бы, вопрос исчерпан, а Белецкий продолжает самовольничать. Именно самовольничать — иначе его поведение не назовешь. Задание было сформулировано достаточно четко: разработка Злотникова. Выполнено это задание до конца? Нет. Какое же Белецкий имеет право отвлекаться?
— Ты долго еще собирается бегать по комнате? — раздраженно спросил Виктор.
— А что?
— Попрошу тебя сесть. Я не могу так с тобой разговаривать.
Я сел против него и невинно спросил:
— Брюки надеть?
— Если тебе так уж нравится, можешь сидеть без брюк.
— Спасибо. Галстук тоже не нужен?
Виктор промолчал. Наступила пауза. Кажется, я слегка перегнул палку. Я исподтишка взглянул на Сухорукова и понял, что не ошибся. Многое бы он сейчас отдал за свой кабинет! Но что поделаешь, если кабинет остался там, в уголовном розыске. Крепись, Витька!
— Не устал? — участливо спросил Виктор. — Может, хочешь минут пять на голове постоять? Валяй, не возражаю.
— Позже, — сказал я.
— Серьезно с тобой говорить можно?
— Попробуй.
— Попробую, — вздохнул Виктор. — Я не понимаю твоей позиции, Белецкий, — сказал он. — Несколько дел сразу делать нельзя.
— А я и не делаю.
— Делаешь. Разработка Злотникова и разработка Левита — два разных дела. Ты мне докладывал, что Злотников был знаком с Лохтиной. Докладывал ты мне об этом?
— Докладывал.
— Дальше. Ты знаешь, что Сердюков скрывался у Злотникова, который участвовал в организации его побега…
— Насчет побега — не установлено.
— Допустим. Но цель операции — разработка Злотникова. Так? А ты разбрасываешься, гонишься за двумя зайцами. Сегодня ты заинтересовался Левитом, завтра — Пушкаревым, послезавтра — Барбургом… Серьезно это?
— А если Левит имеет отношение к убийству Богоявленского?
— А если не имеет? — в тон мне ответил Сухоруков. — На кофейной гуще гадать прикажешь? Ветерок у тебя в голове, Белецкий. Ты и Фрейман — два сапога пара. Сначала Думанского выдумали, теперь Левита. Никольский до сих пор про вашего Думанского вспоминает. Вчера у него был — смеется: что там еще ребята нафантазировали? Каждый день какие-нибудь новости… У тебя есть данные против Левита? Нет. А против Злотникова имеются, и веские: Лохтина — Сердюков — Злотников. Прямая линия. Вот и иди по ней.
— А если она в тупик ведет? „
— Тогда и будем думать, что дальше делать. А сейчас надо Злотниковым заниматься. Нечего зря время тратить. То, что ты делаешь, — не работа, забава детская.
Сухоруков говорил строго и веско. А когда он кончил, перед ним уже сидел не субинспектор, а Саша Белецкий. И этот Белецкий совсем не служебным голосом сказал:
— Лизу Тимофееву помнишь?
— Что?
— Лизу Тимофееву, говорю, помнишь?
— Какую Лизу?
— Ну ту, которую у тебя Тарунтаев из седьмого класса отбил. Ее в гимназии сиреной называли, отец ее в судебном ведомстве служил. Они на Земляном валу жили.
У начальника секретной части Московского уголовного розыска сузились глаза, а на скулах заиграли желваки. Таким он обычно был в гимназии перед дракой, а в МУРе, когда отчитывал проштрафившегося сотрудника. Но я не желал ничего замечать и как ни в чем не бывало продолжал:
— Я ее месяц назад в центре встретил. Все забывал тебе рассказать. Располнела, похорошела. Ребенок у нее, муж. Такая же болтушка. О тебе расспрашивала, просила позвонить…
Виктор вздохнул. Он уже не злился. Он просто устал от меня.
— Ты когда-нибудь станешь солидным человеком?
— Нет, — сказал я. — Скучно быть солидным.
— Ох, Сашка, Сашка! Бить тебя некому.
— Займись.
— Поздно уже, — с сожалением сказал Виктор и расправил свои внушительные плечи. — А относительно Левита учти: пустое занятие. И еще учти: за разработку Злотникова мы с тебя спросим. Строго спросим. Ясно?
— Так точно, товарищ Сухоруков. Прикажете надеть штаны?
— Оставляю это на ваше усмотрение, товарищ Белецкий. Вам лучше знать нравы постояльцев «Марселя».
Расстались мы дружески, но взаимно недовольные друг другом. Я ему представлялся фантазером и болтуном, а он мне — формалистом. Видимо, каждый из нас частично был прав…