Конец истории и последний человек

Эволюция в направлении децентрализации принятия решений и децентрализации рынков становится практически неизбежной для любой индустриальной экономики, которая надеется стать "постиндустриальной". Экономика централизованного планирования могла не отстать от капиталистических соперников в век угля, стали и тяжелой промышленности,[157] но ей куда труднее справиться с требованиями информационного века. Можно сказать, что в сложном и динамичном мире "постиндустриальной" экономики марксизм-ленинизм как экономическая система встретил свое Ватерлоо.

Тщательный анализ показывает, что поражение централизованного планирования связано с проблемой технологических новшеств. .Научные исследования лучше всего вдут в атмосфере свободы, где людям разрешено свободно думать и общаться, и, что еще важнее, новаторство вознаграждается. В Советском Союзе и в Китае научные исследования поощрялись, в особенности в "безопасной" сфере фундаментальных теоретических исследований, и создавались материальные стимулы для новаций в определенных областях, в частности аэрокосмической и военной. Но современная экономика должна быть новаторской повсюду, не только в области высоких технологий, но и в более прозаических занятиях вроде маркетинга гамбургеров и изобретения новых видов страховки. Советское государство могло лелеять физиков-ядерщиков, но мало что оставалось создателям регулярно взрывавшихся телевизоров или тем, кто стремился бы выпускать на рынок новые продукты для новых потребителей — область, в Советском Союзе и Китае полностью отсутствовавшая.

Страны с централизованной экономикой не могли рационально распоряжаться инвестициями или эффективно внедрять технологические новшества в производственный процесс. Это возможно только в случае, когда менеджеры владеют адекватной информацией о последствиях своих решений в виде складывающихся на рынке цен. В конечном счете это конкуренция гарантирует, что обратная связь через систему цен будет точна. Ранние реформы в Венгрии и Югославии и более ограниченные реформы в Советском Союзе дали менеджерам больше самостоятельности, но в отсутствии рациональной системы цен эта самостоятельность мало что дала.

Сложность современной экономики оказалась просто за пределами управленческих возможностей централизованного управления, каковы бы ни были его технические возможности. Вместо ценовой системы, определяемой спросом, — советские планировщики пытались декретировать "социально справедливое" распределение ресурсов сверху. Много лет они верили, что хорошие компьютеры и методы линейного программирования позволят осуществлять эффективное распределение ресурсов из центра. Это оказалось иллюзией. Госкомцен, комитет по ценам бывшего Советского государства, должен был пересматривать около 200000 цен в год, или три-четыре цены в день на каждого сотрудника этой системы. И это было всего 42% от всех ценовых решений, принимаемых в год советским руководством,[158] а это была еще только доля всех ценовых решений, которые надо было бы принимать, чтобы советская экономика могла предложить такое же разнообразие продуктов и услуг, как капиталистическая экономика Запада. Чиновники, сидящие в Пекине или Москве, могли бы еще поддерживать видимость эффективной ценовой политики, когда надо было надзирать за экономикой, производящей товары и услуги сотнями или тысячами, но это стало невозможным в век, когда один самолет состоит из сотен тысяч деталей. В современной экономике к тому же цены все сильнее отражают качество: "крайслер ле барон" и "БМВ" являются оба автомобилями примерно одних и тех же характеристик, и все же потребители отдают предпочтение последнему, потому что такое у них "ощущение". Возможность, что чиновники сумеют определить это различие отчетливо, скажем скромно, проблематична.

Необходимость, чтобы органы централизованного планирования надзирали за ценами и распределением продуктов, не позволяет централизованной экономике принимать участие в. международном разделении труда, а потому препятствует масштабной экономии средств, которая этим разделением обеспечивается. Коммунистическая Восточная Германия, имевшая население в семнадцать миллионов, доблестно пыталась повторить всю мировую экономику в собственных границах и даже смогла создать плохие версии огромного числа продуктов, которые гораздо дешевле было бы купить за границей — от загрязняющего среду автомобиля "трабант" до микросхем памяти, получивших премию Хонеккера.