Конец игры

— К чему такая предупредительность, — сердито оборвал его Славик. — Да, мой отец сидел. Но он никого не убил. — Ухмыльнулся: — В конце концов он сам в этом виноват, — махнул рукой, — оставим это. Признался в том, чего не сделал.

Капитан с минуту колебался, потом сказал строгим тоном:

— Как вам угодно.

Он что-то записал в блокнот, испытующе поглядел на Славика и настоятельно пригласил его:

— Давайте с вами вернемся туда. — Открыл дверь в гостиную.

— Пожалуйста, — сказал Славик равнодушно и поднялся из глубокого плюшевого кресла.

Они вернулись в гостиную; капитан принес из кабинета пишущую машинку. Поставил ее на низкий столик светло-коричневого полированного дерева и подошел к врачу, который собирался пройти в кухню. О чем-то спросил его, и врач тотчас кивнул:

— Без сомненья! Именно этот нож!.. Один сильный колотый удар в горло, сверху наискось вниз… вероятно, задета большая артерия или даже сердце… Сразу, полагаю, почти мгновенно… Форма раны… голову даю на отсечение… этот нож. Вскрытие и лабораторный анализ бесспорно подтвердят… Что?.. Или же… Да вы приглядитесь. Определенно правша… стопроцентно. И если не ошибаюсь, она стояла здесь, вот на этом месте, ей и в голову не пришло защищаться. Капли крови на пороге. Их форма. Опыт мне подсказывает, что они упали отвесно — вниз на порог. Иными словами, жертва стояла. Ну, а потом падала. Фотографии определят точно.

— Совсем не защищалась? — сказал капитан раздумчиво. — Значит, они хорошо знали друг друга, — он испытующе посмотрел на Славика, сидевшего на диване, обтянутом таким же золотистым бархатом, что и оба кресла; казалось, он вообще не прислушивается, скучающе покуривая. Врач пожал плечами и прошел в кухню. Капитан вернулся к Славику; они продолжили разговор:

— Ваша жена была левша или правша?

— Правша. А что?

Капитан не ответил.

— Во всяком случае, вам же не приходит в голову, что она сделала это сама? — спросил Славик язвительно.

— Если позволите, вопросы буду задавать я, — твердо сказал капитан. — Кстати, насколько я заметил, вы тоже правша.

— Капитан, — прервал их дактилоскопист. — Мне еще не доводилось слышать, чтобы кто-то сначала покончил с собой, а потом тщательно вытер ручку ножа, которым зарезал себя.

— Никаких отпечатков?

— Ни следа, — отрицательно покачал головой дактилоскопист.

— Странно, — заметил подпоручик. — Почему он стер отпечатки только с ручки ножа, а про бутылку из-под водки начисто забыл. И про рюмки.

— Как так?

— Забавно, правда? — рассмеялся дактилоскопист. Он облизал губы кончиком языка, большим и указательным пальцем пригладил моржовые усы и досадливо добавил: — Полнейшая бессмыслица. Из этой пивной бутылки, должно быть, пил сам святой дух. Выпита до дна, и, однако ж, никто не держал ее в руках. Абсолютная чистота.

— Зато пепельница переполнена, — заметил подпоручик.

— Я к ней еще не приступал.

— Псих. Или кто-то помешал ему, — предположил подпоручик.

— Может, он был настолько пьян, что вообще не ведал, что творит, — сказал капитан будто сам себе и следом же спросил: — Ваша жена, товарищ режиссер… иногда выпивала, да?

— Иногда? Пила, как бочка.

— А вы?

— Кому-то ж надо быть в семье трезвым.

— Н-да, — промычал капитан неопределенно, а потом сказал: — Да, кстати, чтоб не забыть… С наибольшей вероятностью убийство было совершено там… — он дернул головой, — этим ножом. Вы узнаете его?

— Пожалуй, да.

— А поточнее?

— Он похож на наш кухонный нож, но, вероятно, их выпускают серийно, не так ли?

— То есть, вы допускаете, что это может быть ваш нож.

— Допускаю.

— В порядке…

— Итак, я готов. Могу собрать пожитки, — объявил фотограф.

— Ничего не забыл?

— Черта лысого, за десять лет я уж на этом собаку съел.

— Тогда отваливай. И прямо в лабораторию.

— Кажется, и у меня дело на мази, — донесся из кухни спокойный голос врача. Он радостно потирал руки, кивая на открытую коробочку сардин на кухонном столе. — Смекаете? По содержанию желудка время смерти можно будет определить достаточно точно. Если она ела сардины — превосходно! Желудок их переваривает обычно за семь часов. Это примерно должно совпадать и с трупными пятнами.

— Rigor mortis?[37]

— И это сходится. Почти полное окоченение. Все это подтверждает, что смерть наступила приблизительно… шесть-семь часов назад.

Капитан взглянул на часы:

— Четверть десятого. То есть — минус семь… около двух ночи, так?

— Посмотрим, что покажет вскрытие и лабораторные исследования. Что до меня, закругляюсь. Пан режиссер, где можно вымыть руки?

Славик молча указал на дверь ванной.

Врач отправился в ванную.

— Постойте, доктор, — остановил его голос капитана. — Займитесь-ка еще ногтями товарища режиссера. Извините, — обратился он к Славику, — это… так сказать… неизбежная рутина.

— Не стоит извиняться, мои ногти в вашем распоряжении. Хотя не понимаю, какой в этом прок.

Врач недовольно поворчал, но ничего не оставалось делать — занялся ногтями Славика.

— Товарищ капитан, — окликнул его подпоручик. — Весьма любопытная вещь!