Конец "черной тропы"

Не в правилах Зубра было возвращаться в схрон, из которого ушел, тем более с опасением, как бы не накрыли. Но делать нечего, пришлось ночью свернуть с маршрута, чтобы укрыть Муху. Вконец застращал ее Зубр чекистами и тюрьмой.

Прощался с ней в схроне с покровительственным поцелуем в лоб, наставляя:

— Неделю потерпи одна, пришлю за тобой, с комфортом заживешь. Тут и еда, и покой. Не вздумай уйти... Не вздумай!

По лесу группа отправилась напрямик в сторону Боголюб: впереди Дмитро, за ним через сотню шагов Сова, постоянно сходясь и расходясь, сверяя направление. А уж за ними в некотором отдалении шел надрайонный проводник Зубр со своим телохранителем Алексой.

Лесистые холмы подсказали, что вышли южнее села Смолигова. Прилично отмахали на одном дыхании — больше двадцати километров, присели накоротке. И только тут успел пожалеть Гринько, что не оставил Муху в Смолигове у рябого Помирчего. При этом Зубр как-то даже и не вспомнил о главном препятствии, которое не позволяло устраивать у Помирчего разыскиваемую женщину; в просторном схроне под домом находилось пропагандистское гнездо.

До рассвета оставалось около двух часов, можно ещэ успеть преодолеть огромное поле и проникнуть в Боголюбский лес. Дмитру с Алексой и в непроглядную темень вдесь, на кочковатой полянке, все было знакомо на ощупь - в Пятнадцати метрах под березой находился лаз в схрон, в котором они жили с Зубром в начале ушедшей зимы.

Без труда выйдя к березе, Дмитро сразу наткнулся на Присыпанную землей ляду. Из-под корня ствола извлек металлическую коробку, в которой лежал скрученный «грипс».

Укрывшись пиджаком и включив фонарик, Зубр прочитал предназначенное ему и подписанное Рысью — эсбистом краевого проводника — короткое предписание.

В «грипсе» указывалось, чтобы друже Зубр приказал своим спутникам укрыться в бункере возле горелой поляны,. сдал им оружие и отправился на запад. Пройдя полтысячи шагов, он должен остановиться и подавать условные сигналы. О селе Боголюбы в «грипсе» не было ни слова.

«Что это может значить?! — забеспокоился Зубр.— Служба безопасности... Она с добром никогда не вмешивается. Не удавкой ли тут пахнет?»

Гринько еще никогда не предлагали сдать оружие. Именно это прежде всего и встревожило. И Зубр засомневался, стоит ли ему идти одному на запад эти полтысячи шагов. Но с СБ шутки плохи, она и невиновных на тот свет отправляет.

Подозвал к себе попутчиков.

— Вы остаетесь здесь в схроне до моего возвращения,— не очень уверенно произнес он и с нажимом добавил: — Нате, возьмите мое оружие, у нас новые порядки заведены.

 

16

Павел Гаврилович Проскура проявил энергию и смекалку не только в разработке операции по внедрению в оуновский канал связи, но и даже успел где-то раздобыть на всякий случай френч с накладными карманами.

Экипировавшись, явился в кабинет Чурина, оглядел углы, пошарил на столе, спросил властно:

— Ты, дядька Пересядько, чего зенки таращишь? Не узнаешь? А со Скворцом тоже не признал бы? Блохи водятся в доме?

Чурин вспомнил пароль, упоминавшийся в показаниях арестованного бандита, принял игру лейтенанта, ответил:

— Есть блохи малость, к лету разведутся.

— Летних мы еще успеем покормить. Дай-ка сперва дожрать,— придвинул он к столу стул, сел и повысил голос: — Я кому сказал, шевелись! Туточки подам... И сальца, и ковбаски,— двинулся из-за стола Чурин, а сам, рукой показывает, дескать, присаживайся к столу по-настоящему.

— Да не тревожьтесь, товарищ капитан, надо будет, котел каши съем, чтоб убедить, какой голодный.

Чурин в это время придирчиво оглядел Проскуру, получившего «бандитскую» кличку Прок, предложил:

— Распрямись-ка, не сутулься, чтоб грудь колесом! Свысока гляди. А то как затюканный писарчук. Во! Губы подбери, на Хмурого целишься. Ты, Паша, все время на физиономии эту маску держи. А сыграл экспромтом ничего.

Ночь пришла морозная и сырая, какие нередко бывают по весне на Волыни.

Несладко сейчас было Проскуре — Проку. Он лежал, затаившись с подветренной стороны за стожком, откуда различалось входное крыльцо с навесом в хате Кули. Незамеченным нельзя ни войти в дом, ни выйти из него.

Время медленно ползло к полуночи. Одетый в простой хлопчатобумажный пиджачок и штаны, он продрог насквозь. Но заходить в хату Кули раньше полуночи Скворец не велел. Точность — пароль Угара, сам ли он приходил, или являлись от его имени.

Проскура решил начать действовать с Ганны Кули, потому что через нее, бесспорно, была связь с районным проводником. С нею поддерживал контакт захваченный Скворец, который рассказал о симпатии молодой женщины к Угару, дав тем самым понять, что для него она сделает все, что сможет. О конкретной роли Кули в пособничестве бандитам Скворец умолчал, ответив всего лишь: «Та что попросишь, то и сделает». И проговорился о своем последнем посещении хутора, упомянув о двух «грипсах», взятых то ли в тайнике, то ли у Кули. Скорее всего у нее, иначе зачем бы он заходил в хату. Угар не пошел за ним, это Скворец подтвердил, тот поджидал связного в стожке, возле которого сейчас был Проскура.