Ещё раз полюбовавшись на крепостные стены, зашли в лавру.
— Зело крепкие стены, — сказал Силуян.
Перед Успенским собором Силуян спросил меня:
— У тебя дочь крещёная?
— А что?
— Хочу в храм её с собой взять.
— Бери, не бойся...
— Ну вот и добре. А ты?..
— Я тоже не нехристь, но пойти в храм ещё не готов... Поброжу по территории лавры. Подумаю...
— Думай, мил человек, думай...
Вне Успенского собора увидел я усыпальницу Годуновых: царя Бориса Фёдоровича, его жены Марии Григорьевны, сына Фёдора и Ксении Фёдоровны, в иночестве Ольги.
Бедный царь, бедные жена и сестра, бедное чадо! Видно, тяжкая судьба выпадает всем правителям и их домочадцам, коим приходится быть на престоле в Смутные времена...
Может, и не так бы ужасна была кончина Годуновых, не надень он на себя ещё при жизни царя золотую гривну[54] и не возьми в подарок наследственный царский золотой сосуд Мамая...
И когда вернулся Силуян из храма, я, в свою очередь (мол, и мы сами с усами!), поведал ему историю о том, почему Годуновы здесь захоронены, хотя всем им, родом из Костромы, Ипатьевский монастырь издревле служил усыпальницей...
Царь Фёдор Иоаннович, слабовольный и болезненный сын Ивана Грозного, был женат на сестре Бориса Годунова. Поэтому Русью фактически правил его шурин да властная, гордая красавица Ирина.
Однажды царь совсем занемог. Уже и саван ему был приготовлен. Борис испугался: после смерти Фёдора ему и его сестре конец придёт — порешат завистливые бояре. Он отсылает в начале 1585 года нескольких доверенных лиц в Вену. Борис тайно предложил Вене обсудить вопрос о заключении брака между Ириной и австрийским принцем и о последующем возведении принца на московский трон. Но затеянное им сватовство завершилось неслыханным скандалом: царь Фёдор выздоровел, а переговоры получили огласку. Фёдор Иоаннович был оскорблён до глубины души и, несмотря на свою кротость, собственноручно избил шурина палкой.
Боярская партия тут же использовала промах Годуновых. Сам Борис как зачинщик этих переговоров готовился к худшему. Тогда 30 ноября 1585 года он кладёт в кассу Троице-Сергиева монастыря тысячу рублей — фантастическую сумму для того времени. Даже коронованные особы позволяли себе такое лишь в исключительных случаях. Вклад в монастырь служил верным способом обеспечить будущее семьи. Опала влекла за собой конфискацию имущества, но это правило не распространялось на имущество и деньги, вложенные в монастырь...
В ход были пущены (и это не в первый раз!) любовные чары Ирины, которые безотказно действовали на царя Фёдора, и гроза миновала.
Через шесть лет счастье снова повернулось к Годуновым. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», — говорят на Руси. Это изречение проверено веками.
...В 1591 году крымские татары при поддержке Османской империи пошли на Москву и 4 июля заняли Котлы. Русские полки, ведомые Борисом Годуновым, вышли им навстречу. Сильным пушечным ночным огнём они принудили хана Казы-Кирея к бегству. Татары в полном беспорядке бежали к Оке, многие из них утонули, на дно ушёл даже возок хана. Казы-Кирей вернулся в Бахчисарай ночью с подвязанной рукой.
Москва чествовала Бориса Годунова как героя. На пиру в Кремле царь Фёдор снял с себя золотую гривну, надел на шею шурину и подарил золотой сосуд, захваченный Дмитрием Донским в ставке Мамая на Куликовом поле. Замечаете, как начинают родниться Годуновы с Троице-Сергиевой лаврой: вклад в тысячу рублей, а потом вот этот сосуд, связанный с именем Дмитрия, которого на битву благословил Сергий Радонежский, основатель этой лавры.
А потом так развивались события.
После смерти Фёдора Иоанновича царём стал Борис Годунов. Первым выборным царём... Великую злобу на него затаили именитые бояре, такие, как Шуйские, Голицыны, Ляпуновы, Басмановы. Ведь Годуновы считались худородными... Эти бояре в конечном счёте способствовали тому, чтобы на Русь пришёл Лжедмитрий — монах Гришка Отрепьев, выдавая себя за истинного «сына» Грозного.
13 апреля 1605 года Борис Годунов скоропостижно умер в Кремле. А через несколько дней князь Василий Голицын, заклятый враг Годуновых, после учинённого бунта, явился со стрельцами на подворье и велел задушить сына Бориса Фёдора и его мать. Три смерти датированы на досках усыпальницы одним годом и одним месяцем — апрелем 1605-го.
В этом месте Силуян сказал неожиданные по силе слова:
— Как будто мы сквозь время проходим...
— Так вот, Силуян Петрович, бояре не оставили в покое и прах Бориса. Они извлекли его труп из Архангельского собора и закопали вместе с женой и сыном на заброшенном кладбище Варсонофьева монастыря за городом. А потом, как известно, те же бояре «открестились» от самозванца, кинули его на Лобное место, сожгли на Красной площади, пеплом зарядили пушку и выстрелили на запад.