Конец актерской карьеры

Успех пришел сразу, с первого же представления. Еще бы ему не прийти! Наши фокусы выглядели настолько естественными по сравнению с теми, к которым зрители привыкли, что вгоняли публику в ступор. Одно дело, когда творятся чудеса на сцене — разделение между залом и артистом явно дает понять, что во всем этом есть какой-то подвох. И совсем другое дело, когда зритель сам является объектом и участником розыгрыша. Сидит, например, дама в ряду, скажем, пятом, смотрит представление и вдруг артист (то есть я) тычет в нее пальцем и кричит страшным голосом: "Дама, держите крепче вашу сумочку, рядом с вами воры!" Дама растерянно оглядывается на своих соседей, и тут Диджей вырывает у нее сумочку и начинает носиться с ней по залу. Дама кричит, зрители взволнованы, некоторые безуспешно пытаются схватить мечущуюся по залу сумочку. Я прошу публику сохранять спокойствие, говорю, что полиция уже здесь, надеваю полицейскую фуражку, достаю игрушечный пистолет и объявляю спецоперацию по задержанию сумочки начатой. После чего я эту операцию с блеском завершаю и приказываю сумочке самой вернуться к своей хозяйке. Сумочка немного дурачится, прыгает на колени к какому-то мужчине, но я-полицейский непреклонно повелеваю ей вернуться к СВОЕЙ хозяйке, и сумочке ничего не остается как повиноваться. И все довольны — и дама, и публика, и я, — и Диджей по уши в наших эмоциях.

Но все эти розыгрыши не идут ни в какое сравнение с тем шоком, который вызывают у публики наши кукольные представления. Ибо кукла, в которую вселяется Диджей, оживает настолько натурально, что даже мне становится не по себе. А уж когда кукла отправляется в зал и ведет задушевные беседы с публикой и устраивает викторины, то рты свисают до пола, а глаза распахиваются на пол-лица.

Мне даже пришлось приложить немалые усилия, чтобы несколько остудить возникший вокруг меня ажиотаж. Ажиотаж штука хорошая, но меня он не очень устраивал. Со всех сторон посыпались предложения долгосрочных контрактов с баснословными гонорарами, которые я неизменно отклонял, объясняя это желанием сохранить свою независимость. И вообще, подлинное искусство не продается! Что, совсем не продается? — спрашивали меня. Да, совсем, — отвечал я. И что, даже вот за такую сумму не продается? — спрашивали меня, показывая число, до которого я даже не уверен, что умел считать. Да, даже за такую, — отвечал я, проглатывая слюну. Вот. Оцените мою твердость и железные принципы. А после того, как оцените, я признаюсь, в чем заключалась реальная причина этой твердости.

Дело в том, что я прекрасно отдавал себе отчет в том, что весь успех театра "Видимо-невидимо" — всецело заслуга Диджея, а не моя. Диджей, конечно, славный малый, но у меня нет никакой гарантии, что завтра ему все это не надоест и он не оставит это занятие. И будь я в этой ситуации связан каким-нибудь крутым контрактом (а на такие человеческие глупости, как договорные обязательства, Диджей плевал со своего чердака), то я окажусь в очень и очень неприятном положении. Можно очень сильно упасть, а падать я не люблю — обычно это весьма болезненная процедура. Нет уж, благодарю покорно! Пусть славы и денег будет поменьше, но зато сон будет крепким.

Так что мы с Диджеем чувствовали себя прекрасно, кочуя из города в город вдоль побережья, давая свои представления в основном в гостиницах и туристических комплексах. Нам везде были рады, и все складывалось замечательно. Меня, правда, несколько удивило небрежное отношение к моему приезду директора отеля, но это первое мое выступление в этом городе и, возможно, в нем еще недостаточно обо мне наслышаны.

Однажды Диджей открыл мне тайну. Оказывается, когда в одном месте собираются больше одного брауни, то вместе они способны на такое, что одному брауни не под силу. В частности, им ничего не стоит вызвать массовую галлюцинацию, и скажу вам откровенно, людям чрезвычайно повезло, что брауни не выносят общество друг друга.

Это меня заинтриговало, и как-то перед одним представлением мы нашли в гостинице местного брауни и предложили ему принять участие в представлении. Брауни согласился, но потребовал в качестве платы нечто совершенно определенное — ему захотелось получить от публики те эмоции, что сопровождают сексуальное возбуждение. Да, у него явно губа не дура. Я согласился, но предупредил, чтобы они с Диджеем при вызове морока все-таки не допускали пошлостей. Эффект был сногсшибательный, и когда на сцене затанцевали полуголые несуществующие танцовщицы, я сам был потрясен. Публика была в восторге, местный представитель потусторонней фауны наелся сексуальным возбуждением до потери пульса, а я решил впредь прибегать к услугам посторонних брауни только в исключительных случаях, иначе мировой славы и пугающих долгосрочных контрактов мне уже не избежать.