Конец

— Ну, вчера они ссорились, когда пошли укладываться спать. Рафа твердил, что хочет отсюда поскорее уехать, она же пыталась его уговорить остаться. И аргумент у нее, замечу, был весьма убедительный: куда двигаться ночью? Думается, Рафе казалось, что на него все ополчились, особенно после этого спора с Ньевес и всего прочего, и он решил, что Марибель приняла нашу сторону.

— Нет, и все равно у меня это никак не укладывается в голове.

— Зато у Марибель очень даже укладывается. Я же тебе говорю: у них… это сразу видно… что-то между ними не так.

— А ты знаешь хоть одну пару, у которой после двадцати лет совместной жизни все идет хорошо? У каждой свое. Но чтобы уйти так… по-свински… Понимаешь, именно со временем, с годами, человек учится быть терпеливее, учится понимать, что нельзя выкидывать подобные номера.

— Не исключено, что он вернется.

— Сборище психов, — говорит Уго, словно припечатывая, и тотчас плюхается поперек кровати, на которой сидел.

— Нет, не надо! — в панике кричит Ибаньес, увидев, что Уго вновь принял горизонтальное положение. — Одевайся-ка и побыстрее выходи. Девушки наши вот-вот вернутся, и если они не принесут нам хороших вестей — а я лично просто уверен, что не принесут, — надо будет обсудить, как быть дальше…

— Хороших вестей? — переспрашивает Уго, отрывая голову от матраса. — А какие, скажи, хорошие вести они могут принести?

— Ну, допустим, что у скалолазов есть работающий телефон или их машина заводится.

— Ах да, конечно, ты ведь уже объяснял про этих скалолазов.

Уго приподнимается и снова садится на койку, но, по всей очевидности, вставать не собирается. Он застывает, устремив взгляд неизвестно куда и отдавшись своим мыслям.

— Давай пошевеливайся, — торопит его Ибаньес, — уже утру скоро конец, а нам, не исключено, придется топать несколько километров.

Уго смотрит Ибаньесу прямо в глаза, но взгляд у него при этом отсутствующий, рассеянный — взгляд человека, который слушает, но не слышит, что ему говорят.

— Иди, Кова оставила тебе немного кофе… чтобы ты потом не жаловался.

— А… кофе… отлично… отлично.

— Ну ты даешь! Я думал, ты обрадуешься. Кова сказала нам, что ты, проснувшись, будешь орать, требуя чашку кофе: A coffee! My kingdom for a coffee![9] как сказал бы небезызвестный человек из Стратфорда. Впрочем, как желаешь, — добавляет Ибаньес, увидев, что Уго по-прежнему погружен в себя. — Все равно кофе давно остыл. Он вчерашний, из термоса…

— Слушай, мы могли бы, — говорит Уго, наконец облекая свои мысли в словесную форму, — могли бы подняться в поселок. Он ведь близко. А вдруг найдем кого в одном из домов.

— Отлично! Голова у тебя вроде бы начинает варить. Конечно, ничего оригинального ты не предложил, но главное — начать. Давай приводи себя в порядок, мы ждем тебя на воздухе. На самом деле утро замечательное — приятно будет пройтись. Жаль только, что зря потеряли самые прохладные часы… Скоро жара наступит.

Уго встает и потягивается. И вдруг резко сгибается пополам — его сотрясают приступы кашля, они не прекращаются все то время, пока он идет к своей кровати и роется в вещах, отыскивая пачку сигарет. Потом он опять что-то долго ищет, продолжая надсадно кашлять. И вот сигарета зажата у него во рту, а рука победно лезет в карман и вытаскивает оттуда зажигалку. Уго жмет на кнопку, предвкушая наслаждение от первой затяжки, еще раз нажимает, еще и еще — каждый раз все с большей злостью. Вдруг он замирает, уставившись в пустоту, в мозгу его вспыхивает неприятное воспоминание, он алчно оглядывается кругом, шарит глазами по кроватям, как потерпевший кораблекрушение, который мечтает увидеть доску среди волн.

— Единственная работающая зажигалка находится в надежном месте, — весело сообщает Ибаньес, опять заглядывая в дверь. — И вообще в здании запрещено курить.

Хинес — Уго — Ибаньес

Ибаньес и Хинес стоят, прислонившись к стене, на углу площади перед приютом. Они ждут здесь возвращения женщин, потому что именно с этого угла видна тропинка, которая ведет от реки; кроме того, это единственное место, где есть тень — ее бросает огромный дуб, растущий в нескольких метрах от стены. Солнце уже поднялось довольно высоко, лучи его начинают слепить, отражаясь от известковых стен приюта и от выцветших плит, покрывающих землю. Ибаньесу нечем защитить глаза, и он щурит их так, что они превращаются в две черные щелочки, окруженные морщинами. Зато у Хинеса на голове красно-белая кепка с большим козырьком, которая делает его похожим на американца.

— А разве не было домов там, внизу, до того как переедешь реку? — спрашивает Ибаньес, приставляя ладонь ко лбу, чтобы взглянуть на Хинеса. — Сколько раз я видел их с дороги, там, где заканчивается этот прямой, довольно длинный отрезок и начинается спуск…

— Да, там что-то вроде фермы… — соглашается Хинес, — но вид у нее сейчас такой, будто она уже несколько лет как заброшена. Во всяком случае, я не заметил никаких признаков жизни.