Кондотьер Богданов

— На рассвете тоже увидят.

— Двинемся, как только станет светать. В этот час спят даже сторожа.

— Неподалеку от гнезда птицы — казарма наемников. Побьют они нас!

— Опоздают!

— Воевать они умеют! Зачем вообще нападать? Девчонка сказала: птица из дерева и полотна. Подкрадемся ночью, снимем стражу и подожжем!

— Ты веришь язычнице?

— Дети не лгут.

— Христианские дети! Крещенные в истинной вере, наставляемые с младенчества добрым пастырем.

— Эта девочка христианка.

— Вот что! — сказал Адальберт, вставая. — Я вижу, ты ищешь легких путей — там, где искать их не следует. Ландмейстер повелел убить богомерзкую птицу, и я ее убью! Даже ценой своей жизни! Ты, если трусишь, можешь остаться! Укажи нам гнездо и держись позади. Если нам суждено погибнуть, поскачешь в Венден и поведаешь ландмейстеру, как дело вышло. Понятно?

Жидята молча поклонился. Рыцарь назначил стражу и велел воинам отдыхать. Те не заставили себя упрашивать. Жидята стащил с себя рясу, расстелил под кустом войлочную попону, прилег. Он не знал, что Златка, вернувшись домой, немедленно рассказала о встрече в лесу.

— Это Жидята! — сказала девочка. — Я узнала!

— Точно ведаешь? — засомневалась мать.

— Вот тебе крест! Надо кметам сказать! Пусть схватят!

— Темнеет, где его сыщешь? Утром скажем. Какой от Жидяты вред? Верно, как сбежал, так по лесам и мается! — рассудила мать. — Далеко не уйдет!

…Адальберт не спал. Дождавшись, пока глефу сморит сон, он отошел в сторонку и воткнул в землю меч. Встал на колени.

— Пресвятая Дева Мария!..

Он молился долго и истово. Вызывал из памяти образ Божьей Матери — тот, что запечатлен на фреске церкви ордена: Мария сидит на облаке и с улыбкой смотрит на молящихся. Удалось. Он увидел ее прекрасное лицо и немедленно впал в экстаз. Все существо Адальберта затопило неизъяснимое блаженство. Рыцарь пал ниц и долго лежал так, счастливо улыбаясь. Божья Мать не оставила его своими милостями. Она по-прежнему благосклонна к своему слуге, ничтожному, но преданному. Завтра он совершит подвиг в честь небесной покровительницы. Он уничтожит богомерзкую птицу! Проткнет ее копьем, а затем отрубит мечом голову. Если он при этом падет — пусть! Ангелы небесные примут его душу и отнесут в рай. Он не испытает мук чистилища. Любой брат-монах, павший за веру, удостаивается такой чести. Адальберту ландмейстер дал необычное поручение. Еще никто из смертных не убивал дьявольских птиц, он будет первым. Великая честь! Его подвиг не забудут, возможно, его прославят, как святого. Весь род будет им гордиться! Братья и сестры назовут его именем детей, будут молиться, прося его заступничества перед Девой Марией. Как он счастлив, что выбор пал на него!

Адальберт так и не сомкнул глаз. Едва небо над лесом стало бледнеть, он поднял глефу. Полубратья и кнехты собрались быстро. Короткая молитва и отряд тронулся в путь. Скоро они встали на опушке. Адальберт оглядел строй. Все в кольчугах, шлемах, мечи пока в ножнах, арбалеты за спинами. Оруженосец подал рыцарю тяжелое, боевое копье.

— И мой плащ! — велел Адальберт.

— Послушайте меня, господин! — сказал Жидята, — Белый плащ с черным крестом хорошо заметен издали. Не стоит выдавать себя загодя.

— Пусть думают, что мы разбойники? — хмыкнул Адальберт. — Сразу видно наемника. Сегодня великий день, я иду в бой в облачении.

«Ну и сдохни, дурак!» — подумал Жидята, отъезжая.

Светало. Над Сборском небо из серого стало голубым, побледнели и исчезли звезды. «Пора!» — решил Адальберт и подозвал сотника.

— Где гнездо птицы?

— Вон! — указал Жидята. — Плетень и двое сторожей. Нас пока не видят. А вон там казарма наемников.

— Оставайся здесь! — велел рыцарь. — Помни, что велено! — он повернулся к глефе. — Арбалетчики — вперед! Как подскачем, спешиться и убить стражников, после чего держать под прицелом выезд из Сборска и казарму наемников. Сержанты топорами рубят плетень. Птицей займусь сам. Да хранит нас Дева Мария!

— Слава ей! — отозвались воины.

Глефа плавно потекла от опушки к городу. Сначала рысью, затем перешла в намет. Отряд преодолел половину пути, как пронзительный звук разорвал тишину. Стражник у гнезда трубил в рожок. Заметили!

— Вперед! — крикнул Адальберт звонким голосом.

Глефа и без того мчалась стремительно. В десятке шагов от гнезда арбалетчики остановили коней, соскочили наземь. Нагнулись и крючками, закрепленными на поясах, зацепили тетивы. Взвели оружие. Наемники у плетня пригнулись, держа алебарды на изготовку. Щитов у них не было, что мгновенно решило их участь. Щелкнули тетивы; уроженцы земли Швиц сначала ударились в плетень, затем рухнули на землю. Сержанты с топорами спешились и побежали к плетню. Несколько ударов и…

Случилось непонятное. Бежавший первым сержант внезапно выронил топор и рухнул лицом в землю. Следом второй, третий… Адальберт недоуменно глянул поверх плетня. Там маячило лицо, женское. Внезапно над плетнем что-то сверкнуло, хлопнуло — четвертый сержант схватился за грудь, закружился и осел. «Чародейка! — догадался Адальберт. — Бесовские чары…»

— Стреляйте в нее! — закричал рыцарь, протягивая руку. — Вон она!