Кондор улетает

— А! — Маргарет поставила чемодан. Комната выглядела совсем как раньше — чистой и прибранной. Он не поздоровался с ней, не поцеловал. Словно она просто уходила вынести мусорное ведро. Его костюм был, как всегда, аккуратно разложен на кровати. Он начал одеваться, его худое, угловатое тело двигалось в убыстренном ритме.

— Твой поезд должен был прийти час назад.

— Он опоздал, — сказали Маргарет.

— Послушай, — сказал он, — ты все еще хочешь, чтобы мы поженились?

Из его воротничка выпрыгнула запонка. Маргарет машинально подняла кружок из слоновой кости и протянула ему.

— Так хочешь? — Он завязывал галстук, и его губы сосредоточенно кривились.

— Да, — сказала она.

— Мы оба будем несчастны.

— И пусть.

Он наконец завязал галстук и обернулся к ней.

— Учти, была другая. Через два дня после твоего отъезда тут уже жила другая.

— Ах, вот почему у квартиры такой пристойный вид. Женская рука — великое дело. — Она неторопливо прошла в маленькую кухню. — А я уже почти не сомневалась, что ты нашел кого-то, кто тебе нравится больше.

— И нашел. Не воображай лишнего.

— Так почему же ты на ней не женился?

— Не знаю. — Он потянулся за пиджаком и вдел руки в рукава. — Я все время думал об этом, и откладывал, и так и не женился. — Он тщательно застегнул пиджак и повел плечами, чтобы расправить его на спине. — Я не хочу жениться на тебе. И никогда не хотел. Но женюсь. В этом и разница, понимаешь?

Не может быть, чтобы все исчерпывалось только этим. Она сказала:

— Меня это устраивает.

— Очень хорошо. Я возьму свободный день в среду.

Пять лет Маргарет была счастлива.

Она получила мужчину, которого избрала для себя. (Он, со своей стороны, был, как ни странно, очень доволен и оказался на удивление домоседом.) Она получила собственные деньги — свою долю материнского состояния. (Она даже не ожидала, что их будет так много, но отец расщедрился.) Она купила особняк на Пятидесятой улице. Ресторан был переведен туда и процветал по-прежнему. Ее контора находилась над рестораном, а квартира занимала два верхних этажа. Ни ей, ни Жоржу незачем было выходить из дому — эта мысль обволакивала ее ощущением безопасности. Каждое утро она открывала глаза в радостном предвкушении, каждую ночь закрывала их, удовлетворенно смакуя прошедший день. Она начала коллекционировать знаменитости — методично, по категориям (эта идея осенила ее как-то утром), начав с алгонкинской группы. Стены ее конторы украсились портретами пьяных литературных львов. Когда ей приелось их лошадиное остроумие, она обратилась к политике, затем к Голливуду, присоединяя к своей коллекции каждое имя, которое казалось ей знакомым. Трижды она полностью переделывала квартиру, не оставляя ни единого предмета из прежней обстановки, и остановилась в конце концов на темно-красных стенах и тяжелом, пышном барокко.

— Ну, теперь ты оставишь квартиру в покое? — спросил Жорж.

— Такой она мне нравится. Надо поискать, чем еще заняться.

— Детьми, — жестко сказал Жорж. — Ты об этом когда-нибудь думала?

Она покачала головой:

— Не сейчас.

Она познакомилась с Эдвардом Мэтьюзом. Он был бейсболистом, а она в это время коллекционировала знаменитых спортсменов. В течение трех месяцев он еженедельно садился в Чикаго на экспресс «Двадцатый век» и ехал на свидание с ней в Нью-Йорк, затем их роман оборвался так же внезапно, как и начался. Слишком много времени уходило на дорогу, с безмолвной улыбкой подумала Маргарет. У нее уже завелся другой любовник, пухленький коротышка-репортер из «Нью-Йорк таймс». Она сменила его на высокого ирландца, оптового торговца кофе, который жил по соседству с ними, на Пятидесятой улице. А затем Жорж Лежье получил неподписанное, напечатанное на машинке письмо в конверте с грифом «Нью-Йорк таймс». Он проверил полученные сведения и убедился, что они верны.

Он не нарушил привычного распорядка дня. В полночь он кончил свои дела в ресторане, поцеловал отца и проводил его до машины. Потом отпер дверь своей квартиры и через черно-белую переднюю прошел в гостиную.

Маргарет ждала его там. Она ничего не заметила — он часто бывал бледен, когда уставал, он часто входил в комнату молча. Она встала, чтобы показать ему свою новую парчовую пижаму.

— Как она тебе?