И все же та давешняя встреча под покровом темноты не привиделась ему. Он не мог ошибиться. И человек, встретившийся ему на заднем дворе у конюшен, был никто иной, как его старый знакомый киммериец.
В молчаливой задумчивости Валерий Шамарский возвращался с прогулки по городу, куда отправился бродить бесцельно, не в силах больше находиться в своих апартаментах. Общество Релаты было невыносимо – но оказалось, что наедине с самим собой ему сделалось только хуже. Прогулка не принесла облегчения, а дешевое вино, выпитое в каком-то кабачке у рынка, вместо того чтобы разогнать тоску, лишь усилило ее.
Шумная компания подгулявших селян за соседним столиком, где какой-то бородач с жаром рассказывал бесконечную историю о том, как его друг кузнец с дочерью были сожраны явившимися из преисподни демонами, и вовсе заставила его возненавидеть весь род человеческий…
Мрачное настроение принца лишь усугубилось при виде дворца, освещенных окон в главном зале, где вовсю кутили придворные, и он намеренно сделал крюк через конюшни, чтобы не слышать звуков гульбы, пьяного хохота и визгливой музыки.
Казалось, весь мир что-то праздновал сегодня, наслаждался жизнью – кроме него одного!
Но здесь, на задворках дворца, было сравнительно тихо. Большинство слуг, точно деловитые муравьи, сновавших здесь днем, уже разбрелись по своим каморкам, торопясь урвать недолгие часы отдыха, и на пути Валерию попадались лишь редкие стражники, да челядинцы, посланные, должно быть, хозяевами с какими-то поручениями. Он впервые вздохнул полной грудью, наслаждаясь одиночеством и покоем.
Откуда-то из бесконечного далека до него доносились приглушенные голоса, смех, ругань, – обычные звуки ночи. Однако во тьме каждый звук приобретал неожиданную выпуклость, отчетливость, утрачивая одновременно связь с целым и всякий смысл, не означая более ничего, не имея иного существования, кроме вот этого, мгновенного, ясного и краткого, точно вспышка во мраке, точно перезвон храмовых колокольцев.
Он тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение, – и вновь мир вернулся к обыденности, обрел смысл. Теперь его окружала самая обычная ночь, холодная, сырая, насыщенная ароматами влажной земли, конского пота и варящейся похлебки.
Внезапно умиротворенное состояние его нарушила раздавшаяся совсем поблизости грубая солдатская ругань и отрывисто отдаваемые команды…
Он вздрогнул от неожиданности, завидев фигуры во тьме.
Непохоже на Черных Драконов – да и те давно уже спят по казармам, кроме тех немногих, что несут ночную службу в королевских покоях. Но и не городские стражники: слишком уж подтянутые, плечистые, собранные – не то что расхлябанные, разжиревшие тарантийские хранители покоя…
Бывший воин, Валерий замер, и что-то встрепенулось в его душе. Если бы не запрет Вилера брать на службу Вольные отряды, он готов был бы поклясться, что навстречу ему идут наемники.
Он ускорил шаги, торопясь пройти мимо, – ибо почему-то вид этих крепких, мускулистых воинов с обветренными, иссеченными шрамами лицами, был ему неприятен. Раздражало то, как переговаривались они между собой, грубовато и насмешливо, как беззаботно звучали в ночи их голоса.
Ему вспомнились невольно иные ночи, куда более жаркие, чем нынешняя, когда даже тьма не приносила облегчения, и звезды, огромные, точно белые хризантемы, расцветали на густо-синем небе… Все тогда было иначе. В то время ему и в голову не пришло бы таиться в ночи, подобно конокраду, или красться, надеясь не попасться никому на глаза. Тогда не было ни этой горечи на душе, ни усталости, до срока погасившей огонь в глазах и заставившей согнуть плечи.
Но что осталось ныне от гордого воина, каким он был прежде?!
Погруженный в мрачные раздумья, Валерий двинулся вдоль галереи и не заметил, как чья-то массивная фигура выросла у него на пути. Он очнулся, лишь когда незнакомец оказался прямо перед ним и он едва не столкнулся с ним.
Валерий отшатнулся, пытаясь восстановить равновесие… и возглас изумления сорвался с его губ.
Наемник был необычайно высок ростом, – даже принц, отнюдь не слывший коротышкой, был ниже его на добрых полголовы. Свет факела, горевшего у него за спиной, окутывал статную, широкоплечую фигуру облаком оранжевого сияния, но Валерию не нужен был свет, чтобы узнать этого человека.
– Киммериец, – прошептал он чуть слышно.
Варвар надменно склонил голову, всем своим видом показывая, что, хотя и признал в случайном встречном знатного вельможу, но отнюдь не собирается заискивать перед ним.
– Ты ищешь кого-то, приятель?
Ах, как был знаком ему этот говор!
Вызывающий, чуть тягучий, горделивый… Валерий содрогнулся, чувствуя, как побежали по коже мурашки. Дважды он был уверен, что навсегда расстался с киммерийцем, – в первый раз, когда думал, что тот погиб, распятый на кресте в пустыне, второй, когда сам бежал из Хаурана, от скорби и тоски, коими полон там стал для него каждый вздох, от мук совести и самоуничижения.