Конан и Слуга Золота

Но — он знал: он — реалист. Причём — местного масштаба. Замахиваться на мировое господство — глупо и слишком расточительно. Будем действовать в масштабах, так сказать, родного султаната. А все эти глупые передряги и страсти, связанные с «властью над всем Миром» — оставим более молодым и… Глупым.

А он — пожилой, и слегка ленивый провинциал. Ну и что? Он гордится этим!

Чувство удовлетворения и давно забытого возбуждения приятно разлилось… А танцовщицы-то… Впрочем — нет. Они тут явно не при чём! Никогда бы он не поверил, если бы ему сказали о таком действии золота…

Может, зайти сегодня в гарем?!

* * *

Убежавших верблюдов Ринат решил не ловить. Всё равно их неспешный ход сильно замедлял бы продвижение: пустыня кончалась милях в ста от места трагической ночёвки, а ехать по степям было удобней и быстрей на выносливых туранских конях, которых в отряде имелось около двадцати.

Однако задержаться всё же пришлось — пока поймали ещё шесть лошадей из отряда Уткыра. На них навьючили дополнительные припасы и дрова: теперь можно было готовить и горячую пищу, а не есть вяленное мясо и лепёшки, как пришлось людям Рината, пока они двигались с наибольшей скоростью, догнав-таки вовремя людей Хаттафа.

Киммериец теперь, несмотря на боль в ноге, ехал верхом.

Способ же путешествия Каринэ был теперь довольно оригинален: её по очереди везли на руках головорезы-наёмники. Так пришлось сделать потому, что несмотря на жёсткие и удобные шины на ногах и прошедшие шесть дней, тряска в седле отзывалась в местах переломов мучительной болью, и даже всё мужество маленькой женщины не могло помочь ей не терять сознание в седле.

Конан ревновал… вначале.

Потом он стал замечать, как на глазах меняются закоренелые, битые-перебитые головорезы, хоть какое-то время проведя в обществе лёгонькой и хрупкой, но сильной духом Каринэ.

Никто больше грубо не бранился. Держали на руках драгоценную ношу исключительно нежно. Мужчины так старались ослабить своим телом тряску в седле, что когда передавали на остановках Каринэ вниз, их самих порой приходилось буквально вынимать из седла — так сводило мышцы от напряжения.

Да, что-то в спутнице Конана было такое, что смогло затронуть и вновь разбудить самые потаённые и глубоко спрятанные под застарелой чёрствостью и привычной грубостью, истинные струны их душ. Если вначале, первые день-два, кое-кто сопел от похотливых желаний, и искоса посматривал на прелести миниатюрной женщины, то теперь каждый из них — Конан мог бы в этом присягнуть! — сами поубивали бы любого, кто осмелился бы сказать о Каринэ пошлость или сальность.

А ведь на руках каждого она проводила в день не больше двух-трёх часов!

И как ей удалось?! Какие она подбирала к каждому слова? Как нашла лазейку к душам — чутким и заботливым душам отцов и мужей, дремлющим под слоем многолетней вынужденной при такой профессии грубости и толстокожести? Почему именно в ней каждый смог почуять именно то, чего, возможно, в жизни у него и не было никогда, но так недоставало: дочь, жену. Наконец, мать?

Конечно, киммериец готов был согласиться, что даже в самом испорченном и закостенелом бандите живёт в потаённых глубинах и муж, и отец, но — но!

Не каждая, ох, не каждая женщина сумеет их там найти, и разбудить!

Теперь Конан хорошо понимал, кто сотни веков назад приручил предков собак, лошадей, верблюдов и всей прочей, столь нужной человеку, живности!

Поэтому киммериец не удивился, когда буквально все полезли мыться и стирать продубевшую от пота и пыли одежду в первом же попавшемся им в степи достаточно большом ручье. Он и сам принял участие во всеобщей помывке.

Неизвестно, до чего бы ещё довело людей Рината, который только посмеивался в усики, глядя на походную идиллию, общение с Каринэ, но к счастью на седьмой с момента встречи день, они подъехали к замку Пелиаса.

Заехать туда и отдохнуть и Ринат и его люди категорически отказались.

Невооружённым глазом было видно, что и сам предводитель, и его бравое воинство, такое грозное и смелое в обычном бою, мягко говоря, недолюбливает общество магов и чародеев.

Да и то — сказать честно, угрюмая чёрная громада гигантского замка хоть на кого подействовала бы угнетающе и, если быть уж до конца откровенными, пугающе. Словно гигантский пробившийся сквозь землю кулак, грозно и могуче вырастал замок из окружающей пустоши, и устремлял к небу свои высоченные и неприступные стены — без окон или бойниц. Словно его обитателю и смотреть ни на что здесь, в округе, не надо — он и так знает, что и как творится на подвластных ему землях…

То, что цитадель его друга вызывает и у местных жителей, и у тех, кто видит её впервые, страх, был вынужден признать и сам Конан: незваным гостям всегда было жутко во владениях Пелиаса. Да и нечасто, наверное, они старались его беспокоить… Гости.