Поэтому по сторонам смотреть смысла особого не было: жёлто-оранжевые барханы с чахлыми кустиками саксаула и верблюжьей колючки простирались от края до края горизонта. Пыльно-парящее марево скрывало то, что находилось от маленького каравана дальше четырёх-пяти миль. Хорошо хоть, что воды взяли достаточно: огромные оплетённые бутыли и булькающие бурдюки везли ещё десять дромадеров, коллег вожака.
Конан успел за пару дней перезнакомиться со всеми: и с начальником сардаров — угрюмым пожилым сотником Уткыром, и с двумя десятниками, относившимся к странной экспедиции достаточно прохладно, и с большинством простых воинов, весьма условно так называемых: дисциплиной и выучкой эти равнодушные ко всему, кроме еды, азартных игр, и выпивки служаки, похвастать не могли. Да и вряд ли захотели бы…
По мере возможности он познакомился и с сухонькими погонщиками, и с прислугой, и с поваром — вот кто по сути являлся главным человеком каравана! А вовсе не Абдурахмон-бек, старший проводник при дворе султана.
Караван двигался, всё постепенно вошло в свой ритм, и текло, как по накатанному: Завтрак, езда, обед, ночёвка. Завтрак, езда, обед, ночёвка… Словом, типичный караван!
Своими основными обязанностями — охраной — люди султана занимались, говоря мягко, спустя рукава. Дозоры вперёд или назад не высылались, часовые, выставляемые на ночь, бывало, засыпали — конечно, когда не играли в шиш-беш. А уж про устройство секретов или сигнальных ловушек и говорить не приходилось. Зато все очень деятельно принимали участие в приготовлении пищи, надеясь, что Умид — чародей казанов и вертелов — выделит кусок посочней и пожирней. Но старый прожжённый повар, надо отдать ему должное, никого при дележе не выделял, и готовил отлично. После сытного ужина-обеда все как-то забывали тяготы утомительного и нудного дня, и расслаблялись.
Конана, конечно, такое качество несения службы не радовало. Но, в конце-концов, кто он был такой, чтобы учить старого служаку Уткыра его обязанностям? Поэтому он старательно… тренировал раненную ногу и левую руку.
Каждый переход начинался с того, что носилки-паланкин перевьючивали на свежего верблюда. Затем, с короткими остановками, двигались почти до заката. Затем разбивали лагерь, готовились к ночёвке, и ужинали. Коренастые и выносливые кони сардаров неплохо справлялись с песками — ещё бы, Конан узнал в них потомков диких лошадей Гирканских степей. Всего лошадей было около тридцати — на двадцати ехали воины, на остальных было навьючено лагерное оборудование, еда, запасы дров, и прочее, очень нужное в длительных путешествиях, добро.
На коротких остановках Каринэ предпочитала из носилок не вылезать, а больше чесать языки с Саидой — пожилой и не слишком приветливой служанкой, с огромной бородавкой на верхней губе и весьма крючкообразным носом, которую Боташ вряд ли только по доброте душевной предоставил в распоряжение беспомощной женщины. И побаивался её, похоже даже Уткыр. Зато уж
Что ж. Шпионы — тоже люди. И, если не наступать им на любимые мозоли, тоже могут быть вполне милы и человечны. А у Каринэ вообще был дар привлекать и располагать к себе людей. То, что этот дар является не врождённым, а благоприобретённым в результате тщательного обучения, Каринэ отнюдь не афишировала, но использовала с выгодой для себя и своего спасителя.
На третий день пути две женщины вели себя как старые подруги.
Конана всё ещё сильно беспокоила грудь — было, похоже, всё-таки сломано с пяток рёбер, и только тугая повязка позволяла терпеть движение. Правда, парился и потел он из-за неё похлеще верблюда. Ничего, это — не главная их проблема.
А вот беспокоило его поведение султана: уж больно легко и быстро он согласился отпустить их с подругой — и даже караван снарядил меньше, чем за сутки. Или Боташ что-то задумал с самого начала, или может передумать потом — опыт и инстинкты подсказывали варвару, что вряд ли их путешествие будет проходить гладко и скучно.
Киммериец опасался и погони, и нападения из засады, поэтому поделился со своей спутницей кое-какими мыслями и своим планом — так, на всякий случай. Чтобы не повторить ситуацию с незабвенной памяти Лавиной. Ведь кто предупреждён — тот вооружён.
Исходя из этих же соображений, дорогу он указывал раздражённому Уткыру и Абдурохмон-беку то гораздо левей, то гораздо правее нужного в целом ему направления: чтобы, значит, не дать преследователям быстро и легко догнать и обнаружить маленький караван.
И хотя сотник и караванбоши и злились, и десять раз пытались убедить его, что вот так — будет удобней и быстрее, — когда Конан рассказал им о своих местных знакомцах— разбойниках, и их приёмах и отношении к пленным, всё же согласились, скрепя сердце, с разумностью тактики запутывания следов. И Уткыр даже удвоил ночные караулы. Что, впрочем, мало что дало в плане безопасности, учитывая патологическую страсть сардаров Турфана ко всякого рода азартным играм, и склонности к сонливости под мерное пение цикад и сверчков.