Конан и райская яблоня

Прикинув время по неукротимо светлеющему небу, Конан выбрал из множества условных стуков нужный и постучал. Он был уверен, что за дверью дежурят. Ночь — время воров. Они отсыпаются днем, а ночью живут вполне активной жизнью. Главное — не перепутать условный сигнал, эти сигналы были разными для разных дней недели и даже времени суток, и Конан был не совсем уверен, что вспомнил правильно. На всякий случай он отодвинул девушку себе за спину, хотя и понимал эфемерность подобной защиты, если сигнал не сработает.

Сигнал сработал — дверь открылась, и в лицо ему ударил показавшийся ослепительным свет узконаправленного фонаря. Воровского фонаря. Конан торопливо поднял перед лицом обе ладони, сложив пальцы в знак «прошу укрытия». Фонарь убрали.

Стоявший между парой громил старичок понимающе хмыкнул, но уходить в сторону, давая чужаку пройти, пока что-то не собирался. Правила за последние годы, похоже, несколько ужесточились, или просто новая конановская внешность доверия не внушала. Конан вздохнул. Вытолкнул вперед девушку. Громилы заинтересованно шевельнулись и Конан заторопился, грубовато развернул ее к себе спиной и отдирая от ее кофточки узел с ее побрякушками — он привязал его туда еще под стеной, чтобы было легче тащить. Снова оттолкнул ее себе за спину и протянул узел старику.

Старик узел принял вполне благосклонно, взвесил на сухонькой ручке, пошамкал сухонькими губами и, наконец, благосклонно улыбнулся и кивнул, бросив:

— Топор, проводи гостя.

Громилы расслабились. Один из них — тот, что держал фонарь, — приглашающее махнул рукой и отступил в глубь коридора. Старик отодвинулся в противоположную сторону, освобождая проход. Конан с девушкой пошли вслед за выделенным провожатым. За их спиной скрипнула закрывающаяся дверь и заскрежетали засовы — было их неожиданно много для такой непритязательной и обшарпанной на вид двери.

* * *

— Я должен вернуться во внутренний сад.

Она молчала. Комнатушка, которую им выделили, была очень маленькой и низкой, в ней можно было только сидеть на двух лежанках или стоять в узком проходе между ними — боком и пригибаясь. Они предпочли сидеть. Двери у комнаты не было, как и почти у всех комнат притона. Проходя по узкому коридору, они видели идущую во множестве подобных комнатенок-камор жизнь. Кто-то спал, кто-то ел или пил, кто-то хвастался свежеукраденным или готовился к выходу на дело. В комнате напротив занимались любовью — лениво и основательно. Им было некуда торопиться.

В отличие от Конана.

Вообще-то, Конан предпочел бы не сидеть, а очень быстро идти, возможно даже — бежать, по направлению к этому самому купеческому саду. Он буквально физически ощущал, как утекает песком сквозь пальцы время короткой летней ночи. Если уж начал что-то делать — сделай это до конца и сделай хорошо. Он не привык бросать начатое дело на середине. Но иногда невозможно закончить два дела одновременно, и приходится выбирать, какому отдать временное предпочтение…

— Мне надо забрать там одну… вещь. Меня наняли, чтобы ее забрать. Бывший хозяин. Ее у него тоже украли. Как и тебя. Постараюсь вернуться до рассвета. Если же… не успею — не страшно. Я поговорил с местным главой, он отправит письмо твоему мужу. Мне пора.

Она смотрела на него, широко открыв глаза. Личико ее страдальчески кривилось. Ему показалось, что она по вечной женской привычке начнет возражать, жаловаться или задавать глупые и отнимающее время вопросы. Она действительно спросила, но вопрос ее был неожиданен.

— Больно? — спросила она, — Тебе снова больно, да?..

Вот те раз! А он-то полагал, что сумел сохранить невозмутимое выражение лица и ни разу не поморщиться. Боль действительно возвращалась, усиливаясь с каждой минутой, и это было совсем некстати. Впрочем, он привык игнорировать боль, так что вряд ли это неприятное обстоятельство так уж сильно отразится на его сегодняшней работоспособности.

Он попытался отмахнуться и встать, но девушка не дала, с неожиданной ловкостью и силой толкнув его обратно на лежанку.

— Подожди, я сейчас ее уберу! Это несложно, должна же я хоть что-то… не бойся, это недолго, ты все успеешь…

Она, закусив нижнюю губку, начала было торопливо расстегивать на груди свою короткую кофточку. Конан наблюдал за этими ее действиями, несколько оторопев. С одной стороны, он никогда не возражал, когда в его присутствии молодые красивые девушки снимали с себя не только кофточки, но сейчас было это несколько не ко времени. Да и сам Конан был, как бы это сказать, не совсем в подходящем для подобного состоянии, даже забудь он об этом — нарастающая боль быстренько бы ему напомнила. Но с другой стороны — как-то непохоже, чтобы она решила вдруг напоследок поиздеваться…

Девушка расстегнула уже все пуговки, но вдруг опомнилась. Мило покраснела и попросила:

— Закрой глаза!

Конан послушно прижмурил глаза, продолжая наблюдать за происходящим сквозь опущенные ресницы. Не то, чтобы подозревал он эту девушку в каком-то изощренном коварстве — просто было ему любопытно.