Конан и мрачный серый бог (ЛП)

— Они также не могут знать его истинное имя, — размышлял Toт-Амон. — У меня есть единственная копия Тайн Aхеронa, и она поражает проклятиями смерти любого, рассматривающего ее, если они поклоняются Митре или Ибису. Я разрушу своего фаворита тогда и позволю им захватить бога? — Меня не заботит, выживет твой фаворит или умрет, но что касается бога, его надо уберечь от захвата Карантесом. Если он или его приспешники когда-либо предугадывают истинное имя реликта, это может стереть тебя в пыль. Кроме того, твоя глупая жадность побудила тебя расстаться с кольцом — моим подарком тебе.

Если твой фаворит падает, кольцо может быть изъято.

Toт-Амон праздно уставился на свой опустевший безымянный палец.

— Черное Кольцо погружено в колдовстве, которое взорвало бы душу Карантеса и его прислужников. Позвольте ему найти бога! Я превращу его в дымящиеся лужи ила, которой были однажды его плоть и кости.

— Ты, думаешь достаточно одурачить его, чтобы коснуться этого? Он обладает силами и средствами обойти твое колдовство. Хотя Карантес быть патетической дезинформированной овцой, его усилия дойдут до ушей бога, которого твой злодей силится пробудить. Его бог может предоставить ему власть разрушить твоё кольцо.

Сделав так, он может повредить мне, поскольку частица моей силы заключена в пределах того кольца. Сделай то, что ты должен, чтобы предотвратить такой результат! Возьми обратно своё кольцо и держи Зловещего древнего Бога от Карантеса подальше, или твой Повелитель будет больше всего… рассержен.

Разветвленный язык щелкал между изгибающимися клыками. — Твоё искусство не убережёт от наказания.

Челюсти Toт-Амон напряглась. Он сжимал свои руки, опираясь локтями на подлокотники своего трона, указательные пальцы, выявляющие друг против друга.

— Не сомневайтесь относительно меня, Бог Страха. Никакого ущерба кольцу не должно приключиться.

Медленно огромная кобра сжималась, пока не возвратилась к нормальной форме. Капюшон опал, и змея скользнула в промежуток, откуда прибыла. Toт- Амон тогда мельком взглянул на императорского скорпиона. Он лежал на спине, его усеянный шипами и увенчанный жалом хвост, был прижат туловищем, его члены искаженно свились в агонии смерти.

«Ваше искусство не выше наказания». Стигийский маг поднялся со своего трона и пнул в сторону тело скорпиона.

Это ожидает и Teвека, который будет наказан, поскольку Тонкая свеча Смерти продолжала гореть, и выгорит дотла, и у повелителя не было никакого намерения остановить то смертоносное заклятие. Если другие посмеют вмешаться, то он рассеет их пыль в потоке ветра. Что касается Карантеса, что назойливый злодей вскоре не сможет больше лепетать молитвы к Ибису. Если бы патетический жрец смел рисковать, удаляясь из своего прибежища, то Toт-Амон вырвет его душу и скормит ее демоническим жителям в самых мрачных адских безднах. Нет, больше не будет старый глупец беспокоить его.

Безотлагательность требовала мощного колдовства: обряд перемещения.

Никакой другой метод не доставил бы его скорее к Нифии. Toт-Амон спешил к тайной палате, скрытой ниже его большого зала, где хранились самые редкие из его заклинаний, компонентов и волшебных орудий.

— Буря гибели скоро прибудет в Нифию, — бормотал он, его свистящим голосом, скользя через камни. — Ни один не должен спастись.

17. Удары Красной Гадюки

Солнце оседало в земной горизонт, унылый, оранжевый шар, украсивший нифийскую пустыню в сумерках оттенками меди и золота. Оно сияло на медном шпиле, увенчавшего беломраморную башню и отбрасывающим длинную, коническую тень через широкую, сломанную крышу каменного здания.

— Медный Город, — хрипел Конан, горлом, пересохшим от длительной трудной скачки через засушливую, пыльную пустыню. Он и Сивитри сидели на утомленных лошадях. Они обуздали их около гребня высокой дюны, одного из нескольких, окружающих покрытый песком город. Он протирал свои сухие глаза и снова смотрел на странную сцену на расстоянии.

Сивитри горбилась впереди в седле.

— Белл! Там, в основе того здания, где большая часть песка была убрана. — Она смотрела искоса в длинную тень, отброшенную башней, пытаясь различить фигуры, лежавшие там, на затененной земле. — Много убитых, как те, увиденные нами сегодня на плато.

Конан осматривал дюны поблизости с пристальным взглядом исследования, затем изучил склонные фигуры тех, которые лежал перед стеной.

— Возможно двести, возможно больше. Это трудно сосчитать отсюда. Но кто они? Я не вижу признака лагеря, и никаких лошадей или верблюдов. — Он хмурился. — То есть никакого признака, что мы можем рассмотреть пока издалека.

Я пробрался бы поближе, но эта проклятая пустыня отказывает нам в укрытии.

Если Toт-Aмон здесь, он сможет легко увидеть наш подход.

— Даже теперь мы можем быть в пределах его видимости, — предостерегала Сивитри, отводя свою лошадь назад позади высокой дюны и распрягая.

— Да, — Конан внутри проклинал свою небрежность и спрыгнул из седла. Он подвел свою лошадь к другой, связывая их узды. Оттуда он сполз вперед и занял позицию, смотря на край дюны со своего наклонного положения.